Яшка Кошелек и Владимир Ленин

…Судьба столкнула их случайно, всего на несколько минут, на холодной и темной, заваленной снегом московской улице. Был канун Рождества, сочельник, когда на земле происходят всякие чудеса. Один выехал в черном «роллс-ройсе» из кремлевских ворот – навестить больную жену, жившую, по совету врачей, за городом. Другой – с воровской малины, крепко выпив и закусив, отправился со своей братвой на очередное дело. В Сокольниках пути их пересеклись. «В чем дело? Я – Ленин!», – возмутился первый, когда второй бесцеремонно вытащил его из машины на снег…: «Черт с тобой, что ты Левин, а я – Кошельков, хозяин города ночью!» – услышал он в ответ…

Что за невероятный сюжет! Плод воображения лихого сочинителя? Эпизод крутого боевика? Нет, действительность, самая что ни на есть правда, которая фантастичней любой выдумки. Ибо взят этот сюжет из досье, более полувека погребенного в бездонных архивах Лубянки и только сейчас вызволенного на свет. «Дело о вооруженном нападении бандитов на В. И. Ленина 6 января 1919 года». Двадцать три пухлых тома с пожелтевшими страницами.

Увлекательная криминальная история из жизни московских уголовников, полная живописных и душераздирающих подробностей, – готовая литература! В одной из папок – записки чекиста Мартынова, начальника особой ударной группы по борьбе с бандитизмом. Главные герои здесь – доблестные рыцари Чека и отвратительные разбойники.

И самым неожиданным образом вся эта криминальная и уголовная история связалась с именами наших корифеев пера: рукописи Мартынова, как явствует из дела, были литературно обработаны и подготовлены к печати... Исааком Бабелем и Михаилом Булгаковым.

Дело оказалось как бы с двойным дном. Ищешь Индию – найдешь Америку! Наш многолетний литературный поиск в лубянских архивах высветил имена Бабеля и Булгакова в уголовном досье Н-215...

Скажем сразу, что труд чекиста, отшлифованный мастерами, так и не дошел до читателя.

Кошмарному происшествию с Ильичем в этом сочинении уделено весьма скромное место, что и понятно: случай в Сокольниках никак не красил вождя и плохо укладывался в его каноническое житие. Всего дела Н-215 знаменитые литобработчики, конечно, не видели, а потому и самый острый его сюжет не попал в руки остросюжетных писателей... А жаль!

( Владимир Ленин только входил в роль вождя…)

Теперь же нельзя упустить случай, чтобы не рассказать об этой предрождественской чертовщине, происшедшей с самым знаменитым персонажем XX века. Ведь в том, что сообщалось об этом случае раньше, столько тумана, путаницы, неточностей, благостных приукрашиваний! Даже со временем действия – неразбериха, вечная чехарда в датах “старого” и “нового” стилей.

Хоть и известно, что все произошло в канун Рождества, в сочельник (то есть по старому стилю это было 24 декабря 1918-го, а по новому – 6 января уже следующего года), многие, даже весьма уважаемые, исследователи, указывая дату 19 января 1919 года, умудрились прибавить нужные тринадцать дней уже к “новому” Рождеству, по-видимому от небрежения к самому церковному празднику... И их черт попутал!

Так как же все было на самом деле? Ильичу в тот год везло на дикие приключения…

Однажды его автомобиль попал в засаду, пули сыпались, как горох, – спасло чудо в лице оказавшегося рядом немецкого коммуниста Фрица Платтена: вовремя пригнул драгоценную голову и подставил под выстрел свою руку. Несколько раз открывали стрельбу милиционеры, не разобравшись сразу, кто едет, пытаясь остановить машину.

В августе пуля все-таки достала Ильича – о том, чьей жертвой он стал, историки спорят до сих пор. Схватили и спешно расстреляли, едва допросив, эсерку Фанни Каплан. В эту официальную версию сейчас мало кто верит. Вновь открывшиеся документы позволяют думать, что покушавшихся было несколько и что след их ведет не куда-нибудь, а в Чека... Что же до Фанни Каплан, то она просто стала удобной мишенью, чтобы продемонстрировать возмездие и закрыть дело. Очередная мистификация большевиков, эпизод борьбы за власть в Кремле? Темна эта история, всей правды о ней мы, возможно, уже не узнаем.

Парадокс, но ранение Ильича пришлось как нельзя более кстати. Как говорят в таких случаях, если бы этого не было, это надо было придумать. Положение большевиков в тот момент – критическое, на грани безнадежного. Три четверти территории страны они уже потеряли. Мертвая петля войны. А внутри – голод, саботаж, разруха.

Только жесточайший террор мог спасти новую власть от поражения. Выстрел в вождя стал хорошим предлогом. Уже через шесть дней после покушения был издан тот самый декрет о красном терроре, развязавший руки для невиданных по своим масштабам массовых казней. По инициативе Ленина широко практиковалось заложничество – классический прием мирового бандитизма. Тотальная палаческая система возведена в принцип.

(…И ездил по Москве практически без охраны)

Патриарх Тихон устами всех верующих вопиет к безбожной власти: «Никто не чувствует себя в безопасности, все  живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела... По вашему наущению разграблены  или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду... Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ  Божий и запечатлев в ней образ Зверя...».

Власть оказалась в руках политической мафии, революционных экстремистов, чинивших расправу без всяких законов, а одной лишь наглой силой и не брезговавших при этом ничем. В этот момент и шагнул навстречу Ленину,  на арену истории, из темной преисподней уголовного мира король московских бандитов Яков Кошельков.

Встретились – два крестных отца, два «хозяина города»...

Бандитов было шестеро: сам Яков Кошельков (по кличке – Кошелек, Янька, Король), Иван Волков (Конек), Василий Зайцев (Заяц), Алексей Кириллов (Сапожник), Федор Алексеев (Лягушка) и Василий Михайлов (Черный). Все – закоренелые преступники с большим уголовным стажем...

«После пьянки вся банда... направилась на ограбление... Недалеко от Сокольнического совета показался свет машины, и бандиты, имея у себя шофера Ваську Зайца, решили забрать машину... Как только машина стала подходить, бандиты заслонили дорогу, а Кошельков поднял руку, остановив машину.

Бандиты были заинтересованы исключительно машиной и только попутно стали обыскивать пассажиров, ища оружие. Тов. Ленин думал, что это  патрули, и сказал: «В чем дело? Я Ленин». На это Кошельков ответил: «Черт с тобой, что ты Левин, а я Кошельков, хозяин города ночью...», – так описывает происшествие начальник особой ударной группы Чека по  борьбе с бандитизмом Мартынов, основываясь на допросах поймаaнных впоследствии членов кошельковской шайки.

(Сравните: Владимир Ленин, фото из полицейского дела…)

В деле есть и показания непосредственных свидетелей, а точнее, жертв нападения, сопровождавших Ильича в той роковой поездке. Самые достоверные и подробные – бессменного личного шофера и любимца Ленина, возившего его с первых дней революции до самой смерти, – Степана Казимировича Гиля. (В машинописной копии показаний – оригинал не сохранился – есть приписка: «Ввиду неграмотности изложения в подлиннике сюда внесены грамматические, синтаксические и незначительные стилистические исправления».)

Опасность подстерегала коммунистического вождя с самого начала его рождественского путешествия по заснеженным столичным улицам, где в революционной мути бесчинствовало ворье…

«24 декабря 1918 года Владимир Ильич позвонил мне по телефону около четырех часов, чтобы через полчаса подать ему машину. В начале пятого я подал к подъезду машину, взяв с собой помощника, тов. Чабанова. Ровно в назначенное время выходит Владимир Ильич вместе с Марией Ильиничной. «Поедемте, товарищ Гиль, к Надежде Константиновне», – тихо сказал мне Владимир Ильич.

...Снег с дорог совсем не убирали, и более или менее быстро можно было ехать только по линии трамвая. Вскоре на улице стало совсем темно, так как город совершенно не освещался. Нам это было не страшно, потому что освещение у машины было превосходное. Мы ехали со скоростью 40-50 километров и быстро проехали Лубянскую площадь, Мясницкую, пересекли Садовую и стали подъезжать к ночлежному дому. Мне было видно каждого человека под сильным освещением машины и отчетливо видны даже все идущие по тротуару. Я заметил троих, шедших по одному направлению с нами. Вдруг один из них быстро подбежал к машине и почти поравнялся с нами с криком: «Стой!». В руке у него револьвер. Я сразу сообразил, что это не патруль. Вижу, он в шинели, а винтовки нет у него. Это бросилось мне в глаза – без винтовок, значит, не патруль. Я быстро увеличил скорость, не обращая внимания, что здесь крутой поворот. Я был уверен, что с машиной справлюсь. Сзади что-то кричали. Я был уверен, что это были бандиты и стрелять зря они не будут. Так и вышло, ни одного выстрела по нам они не сделали.

Владимир Ильич стучит в окно, спрашивает: «В чем дело, нам что-то кричали?..». «Да это пьяные», – отвечаю я ему. Миновали мы Николаевский вокзал. Едем по улице, которая ведет к Сокольникам. Тьма, хоть глаз выколи. Но нам далеко и хорошо видно. Ввиду сочельника народу на тротуарах много. Я ехал по рельсам трамвая довольно быстро. Вдруг, не доезжая пивного завода, бывшего Калинкина, впереди машины, за несколько шагов, выбегают трое, вооруженных револьверами – маузерами, и кричат: «Стой!».

Я на этот раз немного замедлил ход и говорю Чабанову: «Ну, Ванька, попали мы к бандитам». «Да, – говорит он, – это не патруль». Вот я уже совсем близко от них, посмотрел по сторонам, народа порядочно. Многие стали останавливаться, видимо, заинтересованные нашей встречей. И я решил не останавливаться, а проскочить быстро мимо них. В тот момент, когда осталось несколько саженей, я быстро увеличил скорость – и прямо на них. Они успели отскочить. «Стой! Стой! Стрелять будем!», – кричат они вслед. Дорога на этом месте идет под уклон. Я быстро взял разгон, но вот Владимир Ильич стучит в окно. Я как будто не слышу и продолжаю ехать. Тогда Владимир Ильич стучит гораздо сильнее. Я убавляю ход. Владимир Ильич открывает дверцу и говорит: «Товарищ Гиль, надо остановиться и узнать, что им надо, может быть, это патруль?».

(…Яков Кошельков, фото из того же полицейского дела. А разница не ощутима…)

Мы ехали совсем тихо. Сзади нас, слышу, бегут и продолжают кричать: «Стой! Стрелять будем!». «Ну вот видите, – говорит Владимир Ильич, – надо остановиться». Я нехотя стал тормозить машину. Смотрю вперед, вижу, за железнодорожным мостом горит яркий фонарь, и там стоит часовой. Это – районный Совет, я знал. Меня взяло сомнение – навряд ли бандиты, наверное, патруль, рядом с Советом напасть не решатся бандиты, – подумал я и сказал об этом товарищу Чабанову. Он оглянулся назад и говорит мне: «К нам бегут четверо, и они совсем близко».

В это время подбегают к машине несколько человек, резко открывают дверь машины и кричат: «Выходи!». «В чем дело, товарищи?», – спросил Владимир Ильич. «Не разговаривать! Выходи, говорят!», – и один из них, выше всех ростом, схватил Владимира Ильича за рукав и сильно потянул к себе из машины, грубо говоря: «Живей выходи!». Как оказалось после, это был главарь по прозвищу Кошелек.

Владимира Ильича буквально вытащили за рукава. Он сделал шага три к передку машины и остановился против меня, все время говоря: «Что вам нужно?..». Мария Ильинична быстро вышла за Владимиром Ильичем и, обращаясь к бандитам, говорит: «Что вы делаете, как вы смеете так обращаться?». На нее они не обращают никакого внимания, Чабанова тоже дернули за рукав с криком: «Выходи!».

Я смотрю на Владимира Ильича. Он стоит, держа в руках пропуск. По бокам его стоят двое и, целясь в голову, говорят: «Не шевелись!..». – «Я Ленин. Вот мой документ»...

Как это сказал Владимир Ильич, у меня сердце замерло. Ну, думаю, погиб Владимир Ильич... «Молчать! Не разговаривать!», – закричал на него грубым голосом главарь, вырвав из рук пропуск и, кладя его в карман, даже не посмотрев. Затем он схватил за лацкан пальто Владимира Ильича и резко дернул, почти отрывая пуговицы, и полез в боковой карман. Вынул оттуда бумажник, браунинг и все это кладет к себе в карман.

(Сестра Мария Ильинична)

Мария Ильинична продолжает возмущенно протестовать, но никто из бандитов на нее не обращает внимания. Товарищ Чабанов тоже стоит под дулом. Я все это вижу, про меня как будто забыли. Сижу за рулем, мотор работает. Держу наган и из-под левой руки целюсь в ближайшего, то есть как раз в главаря. Он от меня в двух шагах. Дверца переднего сиденья открыта, промаха быть не может... Но Владимир Ильич стоит под двумя дулами револьверов, и делается мне страшно... Как молния, озаряет мысль – нельзя стрелять... нельзя... Сейчас же после моего выстрела Владимира Ильича уложат первого на месте. И я решил выйти из машины, но не успел пошевелиться, как получил удар в висок дулом револьвера с правой стороны и окрик: «Выходи! Чего сидишь?».

Я быстро сунул наган за подушку сиденья, авось не найдут, подумал я, и не успел встать на подножку, как на мое место сел быстро шофер-бандит. Четверо сели в купе, один стал на подножку, и, целясь в нас, со словами «Не шевелись!», шофер быстро взял с места, и поехали...», – вспоминал Гиль.

Другой спутник Ленина, его охранник Иван Васильевич Чабанов, в общем, подтверждает рассказ Гиля, хотя добавляет от себя штрих, по всей видимости, сильно поразивший его: «Когда нас высаживали из машины, народ стоял и смотрел»...

«Минуту длилось молчание», – продолжает Гиль. «Да, ловко, – первым сказал Владимир Ильич. – Вооруженные люди – и отдали машину. Стыдно!». «Об этом поговорим после, Владимир Ильич, – сказал я ему в ответ, – а сейчас пойдемте в Совет, и поскорее»...

И мы направились в райсовет. Опять беда. Часовой не пускает Владимира Ильича. «Я товарищ Ленин, – говорит он, – хотя доказать вам этого сейчас не могу. Вот мой шофер, он подтвердит, – указывая на меня, сказал Владимир Ильич. – Мы ехали на машине, нас остановили, высадили, машину угнали, а также взяли мой бумажник с документами и мой пропуск». Долго колебался часовой, но наконец он нас пропустил в райсовет...». («Нахрапом прошли в Совет», – подтверждает Чабанов)…

(Патриарх Тихон предостерегал Ленина от повального террора…)

«Входим. В Совете по случаю праздника – ни души. Кое-как разыскал я дежурного телефониста, объясняю ему, в чем дело. Он не верит. «Слушайте, товарищ, вызывайте председателя», – наконец говорю я ему. – «Его нет, кого хотите?». – «Мы отвечаем за все, дело серьезное»...

Телефонист мнется, не знает, как ему поступить. Дело уж, видно, очень необычное. Наконец он кого-то вызвал. Владимир Ильич, задумавшись, ходит взад-вперед по комнате. Мария Ильинична сидит на диване, и вижу, очень она взволнована. Никто не идет. Тогда я думаю: «Буду сам распоряжаться, а то время идет, бандиты могут удрать». Пошел к телефону, телефонист не протестует: «Дайте ВЧК».

Соединили меня. «Слушаю», – отвечает товарищ Петерс. Я вкратце объясняю, в чем дело. Подошел Владимир Ильич. Я передаю ему трубку, и он стал говорить с товарищем Петерсом, объясняя ему, в чем дело и как все случилось. Я звоню по другому телефону, вызываю автобазу Совнаркома, вызываю три машины с вооруженными...».

А что же бандиты? Они в это время возвращались за Лениным. Мартынов сообщает, что когда Кошельков все-таки рассмотрел документы и понял, что за птица упорхнула от него, то велел шоферу Ваське Зайцу поворачивать машину обратно. Кошельков решил захватить Ленина как заложника и освободить за него всю Бутырскую тюрьму...

Была и другая версия. Ее излагает в своем докладе в Чека начальник Московского управления уголовного розыска Трепалов: «Кошельков повернул автомобиль обратно, чтобы догнать Ленина и убить»…

Некоторые лениноведы утверждали, будто бы бандиты пытались захватить Ильича с целью устроить государственный переворот. В уста Яшки была вложена фраза: «Что мы сделали! Ведь это ехал Ленин. Если мы догоним и убьем его, то на нас не подумают, а подумают на контрреволюционеров, и может быть переворот»...

(Ленин в родном кругу вскоре после ограбления…)

Это уже явно плод творчества большевистских идеологов или чекистов, стремившихся сделать из уголовного дела политическое. Но, так или иначе, какие бы планы ни строил Яшка Кошелек, шанс свой он на этот раз упустил. На месте ограбления, разумеется, уже никого не было. Покрутившись туда-сюда, банда повернула обратно…

Гиль: «Владимир Ильич кончил говорить по телефону и стал опять ходить по комнате. Мы покамест находимся одни. «Вы сказали, Владимир Ильич, что мы вооруженные люди и отдали машину», – обратился я к нему. «Да, я сказал», – ответил он. «Владимир Ильич, нам не было выхода, вспомните, вы стояли под дулами револьверов, я бы мог стрелять, у меня было время, они забыли меня минуты на три, но какой был бы результат моего выстрела? Я бы одного уложил наверняка, но после моего первого выстрела они тоже уложили бы вас на месте, потому что им нужно было бы стрелять ради самозащиты, и вы бы пали первым. Вот почему, быстро сообразив невыгодность нашего положения, я не стал стрелять. При этом я понял, что им нужна только машина, а не мы». «Да, товарищ Гиль, вы говорите правду, вы рассчитали правильно, – ответил Владимир Ильич, с минуту подумав. – Тут силой мы ничего бы не сделали, только благодаря тому, что мы не сопротивлялись, мы уцелели»...

Да, не хрестоматийный образ Ильича предстает нам со страниц этого дела... Прожектер, витающий в грандиозных утопиях, наивно-беспомощный в прямом столкновении с жизнью на улицах. Сам попался в ловушку, потребовав остановить машину, уверенный в своей неприкосновенности. И оказывается, народного кумира никто даже не узнает – от бандита до часового. А когда его грабили посреди Москвы, при всем честном народе, «народ стоял и смотрел». Да и отношение шофера к своему высокому пассажиру чем-то очень напоминает снисходительно-покровительственную опеку Санчо Пансы. Послушался бы умного человека, все было бы в порядке…

А странные события в Сокольническом райсовете между тем шли своим ходом. Там появился сам председатель. Чабанов: «Тогда-то тов. Ленин обратился к нему, объяснив, что у него отняли машину. Тот ответил, что у нас не отнимают машину, почему у вас отняли? Тов. Ленин ответил: «Они вас знают, а вот меня не знают, поэтому у меня отняли машину». После чего тов. Ленин попросил дать позвонить по телефону. Подходит к телефону товарищ Петерс. Тов. Ленин стал ему объяснять о случившемся, что случай этот не политический, а бандитский... Товарищ из райсовета очень покраснел, чувствуя, что попал в неловкое положение. Тов. Ленин был недоволен таким случаем, очень волновался, прохаживаясь по комнате и заложивши руки под жилетку. Все время ходил по комнате»...

…Излюбленная поза Ильича, известная по тысячам изображений... Да, тут заволнуешься: теперь не только бандит или часовой – сама Советская власть в лице ее официального представителя не узнает своего вождя! И только при появлении на горизонте заместителя председателя Чека товарища Петерса начинает реагировать...

Гиль рассказывает, как дальше развивались события. Поднялась суматоха. Товарища из Совета как ветром сдуло: сорвался с места и куда-то исчез. Потом так же стремительно появился и доложил, что все меры немедленно будут приняты для быстрой погони. «Поздновато», – говорит, улыбаясь, Владимир Ильич. «Я никогда не думал и даже предположить не мог, что почти у самого Совета, на глазах у постовых совершаются такие дела, открытые грабежи, и никаких мер Совет не принимает по охране граждан от насилия. Наверное, такие случаи у вас нередки. Грабят ли у вас, в вашем районе на улицах граждан?», – задает вопрос Владимир Ильич и пристально смотрит на товарища. «Да, случается нередко», – смущенно говорит он. – «А что же вы предпринимаете?». – «Боремся, как можем», – говорит он. «Но, очевидно, не так энергично, как нужно», – говорит Владимир Ильич. «Надо, товарищи, надо взяться за это серьезно», – говорит Владимир Ильич.

В это время пришли машины из автобазы. Я провожаю Владимира Ильича до машины, хочу сесть за руль, а он не разрешает. «А вы, товарищ Гиль, – говорит он, улыбаясь, – отправляйтесь на розыски машины, без машины домой не являйтесь»...

…Итак, Ильич направился наконец к своей заждавшейся супруге. Машину нашли в тот же вечер – брошенной в сугробе на набережной Москвы-реки. А вот бандитов ловили долго...

--------------------------------------

Продолжение следует.

Виталий ШЕНТАЛИНСКИЙ

* - http://telegrafua.com/