Ракетчик пишет...

Первый раз в вытрезвитель я попал на своё восемнадцатилетие. Отмечать начали задолго до. Сперва на работе. Дали аванс, и мужики сказали, что отмечать надо не когда написано, а когда есть деньги. Потом в общаге. В общаге вообще удивительно много желающих отметить твой день рожденья. Потом в кабаке. Потом на набережной, с какими-то сомнительными, но душевными типами...

А потом я проснулся на лавочке, под памятником Ивану Сусанину.

Ярко светило солнце, вокруг гуляла публика выходного дня. Возле меня стояли два молодых милиционера. Позади них, ковыряя в носу, — девочка в платьице в горошек. А уже за девочкой — Иван Сусанин. И все они смотрели на меня с неподдельным интересом и участием.

— Молодой человек, вам плохо? — спросил один из милиционеров.

Я сел на лавочке и прислушался к себе. Было нормально.

— Да нет. — сказал я. — Нормально.

— Встаньте пожалуйста.

Сказать, что я встал, это неправда. Я попытался. Но стоило отсоединиться от лавки, как неумолимая сила подхватила меня и повлекла в сторону Сусанина.

Один из милиционеров ловко прервал мой полёт, придержав за рукав.

— Придётся проехать. — сказал он.

Я не возражал. Ехать не идти. Идти бы я точно не смог.

Присаживаясь в канарейку, я оглянулся. Девочка в гороховом платье, поменяв руку в носу, задумчиво глядела вслед.

В вытрезвителе пожилой усатый дежурный, заполняя протокол, дошел до даты рождения и вдруг споткнулся. Переспросил ещё раз. Потом пошевелил усами, что-то посчитал в уме, отложил ручку, и сказал доставившим меня милиционерам.

— Вы зачем мне его привезли? Он же несовершеннолетний.

— Да ладно! — удивились милиционеры.

Потом повернулись ко мне.

— Тебе что, восемнадцати нет?

— Да мне совсем чуть-чуть осталось. — стал оправдываться я.

Мне было неловко, что я доставил столько беспокойства этим приятным и занятым людям.

— Так что ж ты нам сразу не сказал?

— Так я ж не знал...

— Что ты не знал? Что тебе нет восемнадцати?

— Что это имеет значение.

Впрочем, милиционеров такое развитие событий не особо огорчило. Дежурный выкинул протокол в корзину, а мы снова уселись в канарейку, и покатили в отделение. Там на меня составили другой протокол, и отпустили с боженькой на все четыре стороны. Благо к тому моменту я уже более-менее пришел в себя.

Повестка пришла дней через десять. Ровно к назначенному часу я стоял перед кабинетом, указанным в бумажке. На кабинете, кроме номера, была табличка с надписью — «Детская комната милиции». Я ещё раз сверил номер на кабинете с номером в повестке. Номер совпадал. Я постучал, вошел, и сказал — Здравствуйте.

Милая дама лет тридцати оторвала взгляд от бумаг и спросила.

— Мужчина, вам чего?

Я протянул повестку.

Она глянула, порылась в бумагах на столе, нашла нужную папку, открыла, почитала, закрыла, и спросила.

— Ну и чего ты пришел?

— Так вызывали...

— Ты читать умеешь? — спросила она.

— Умею.

— Табличку на двери видел?

— Видел.

— Что там написано?

— Детская комната милиции.

— Какое ключевое слово?

— Детская? — попробовал угадать я.

— Молодец! — похвалила тётечка. — Тебе сколько лет?

— Восемнадцать... — сказал я, и добавил — Позавчера исполнилось.

— Свободен! Ты уже два дня как не в моей юрисдикции.

И засунула папку назад в груду бумаг.

Так я проскочил в узкую щель формальной границы между проступком и ответственностью. Когда кляуза добралась до отдела кадров, я уже принимал присягу.

* * * * * * * * *

Прошлым летом мы со шкетом гостили у родственников. Ходили в зоопарк, гуляли по набережной, плавали по Волге, знакомились с местными достопримечательностями.

— Пап, а это кому памятник?

— Это, сынок, памятник Ивану Сусанину. Знаешь кто такой Иван Сусанин?

— Знаю. Ты мне рассказывал.

Потом они с племянницей убежали за мороженым, а я присел на лавочку. Ярко светило солнце, мимо гуляла праздная публика. Я закинул руки за голову и прикрыл глаза.

— Мужчина, у вас всё нормально?

Я вздрогнул и очнулся. Рядом стояли два милиционера. Позади них девочка в платьице в горошек ковыряла в носу, и с любопытством наблюдая за происходящим. Я тряхнул головой и потёр глаза. Ни девочка, ни милиционеры не исчезали.

— Да нормально всё. Задремал просто. — сказал я и крикнул девочке в гороховом платье:

— Аня, ну-ка иди сюда!

Милиционеры растворились в полуденой дымке, а девочке я назидательно сказал.

— Аня, тебя кто научил в носу ковырять? Это нехорошо!

— Я не ковыряла! — возмутилась Анечка.

— Да? — сказал я миролюбиво. — Значит мне показалось. Извини.

— Когда кажется — креститься надо! — обиженно пробурчала она.

Я встал, перекрестился на памятник Ивану Сусанину, сказал «Свят! Свят! Свят!», и на всякий случай трижды сплюнул через левое плечо.

— Так нормально? — спросил я.

— Плеваться нехорошо! — сказала маленькая крыса, и злорадно добавила. — Ты пока спал, у тебя всё мороженое растаяло!

----------------------------------------------------------------------

© content.foto.google.com