WHEN Donald Trump started to assemble his national-security team, he asked his advisers: “Do you know what constant pour is?” At least one of the generals present confessed that he did not. Well, explained Mr Trump, it is the process whereby the concrete foundations of buildings cannot be allowed to set before being filled; cement mixers must be lined up for many blocks at the ready. The lesson was: the generals may know a lot of fancy jargon, but so does he.

It was quintessential Trump: prickly yet boastful. The assertion that the world is complicated is but a con-trick to befuddle honest Americans who wonder why their country seems less feared by enemies and less respected by allies. In his telling, America’s problems are simple, self-inflicted and reversible. It is hard to think of a president-elect less versed in the workings of the world than Mr Trump; or of one more willing to upturn the global order shaped by America in the seven decades since the end of the second world war.

Mr Trump has described his foreign policy in only the vaguest terms, preferring such bumper-sticker slogans as “America First” to detailed plans. To the extent that it can be divined, his programme involves threatening to slap tariffs on imports from China and Mexico; demanding that allies like Japan and the Europeans pay more for their defence; and being nicer to strongmen like Russia’s president, Vladimir Putin. A good president, like a real-estate mogul, must be “prepared to walk” away from a bad deal; and it helps if he is unpredictable. Richard Nixon may have resorted to the madman theory of diplomacy to frighten enemies during the cold war. But Mr Trump’s politics of deliberate uncertainty is terrifying America’s friends and partners: no trade treaty, international institution or alliance is sacrosanct.

America’s allies, though mostly horrified, are scrambling to congratulate him in the hope of limiting the damage he might cause. Other demagogues who denounce elites and the liberal, multilateral, rules-based order are elated. Florian Philippot, an adviser to Marine Le Pen, leader of the xenophobic National Front (FN) in France, exulted on Twitter: “Their world is falling apart. Ours is being built.”

The one area of foreign policy about which Mr Trump’s views are clear and consistent is trade. He has grumbled about it since the 1980s, when he would appear on TV and claim that Japan was robbing America blind (by selling Americans reliable cars at reasonable prices). On the campaign trail, he has redoubled his anti-trade tirades. Whether addressing grey-haired ex-factory hands in Ohio or greeting reporters at his brass-plated skyscraper in Manhattan, he has denounced incompetent and corrupt elites for shipping jobs abroad. China is “killing us”, Mr Trump told The Economist last year. “The money that they took out of the United States is the greatest theft in the history of our country.” (In fact, the money in question was willingly paid for Chinese products.)

Depending on the week, Mr Trump’s remedies have included a promise to declare China a currency manipulator, and threats to slap tariffs of 5%, 10% or even 45% on imports to close America’s trade deficit (see chart 1). He has vowed to tweak the tax code and browbeat the bosses of such giant firms as Ford, Apple and Boeing until they make more of their products at home.

Miffed with NAFTA

Speaking before the election, Mr Trump’s senior trade adviser, Dan DiMicco, the former boss of Nucor, a big steelmaker, set out several actions the president will take in his first 100 days. These include starting to renegotiate trade pacts such as the NAFTA accord with Mexico and Canada (and threatening to pull out if they won’t play ball). Every future trade agreement, among them the Trans-Pacific Partnership (TPP) between America and 11 other Asia-Pacific countries, and the Transatlantic Trade and Investment Partnership (TTIP) with the European Union (EU), will be put on hold. “Whether they go forward depends on whether we can return to balanced trade, and whether they add to GDP growth,” Mr DiMicco said. “The era of trade deficits is over. It will be: let’s talk, but otherwise we put tariffs on.”

Mr DiMicco cited the decision by Ronald Reagan (a favourite of Trump supporters) to impose a 45% tariff on Japanese motorcycles in the 1980s: “That brought people to the negotiating table.” Yet it seems implausible that trading partners will stand idly by should America raise tariffs. A trade war would come as protectionism is already on the rise. The World Trade Organisation predicts that global trade this year will grow less quickly than the world’s GDP for the first time in 15 years.

The Peterson Institute for International Economics (PIIE), a think-tank, has estimated the impact of Mr Trump’s trade policies under three scenarios, ranging from “aborted trade war”, in which Mr Trump is forced to lower tariffs within a year of imposing them, to a “full trade war” with Mexico and China. In the former case, global supply chains are disrupted and 1.3m private-sector American jobs are lost; in the latter, the damage includes the loss of 4.8m American jobs and would spill over into the services sector, too. Adam Posen of the PIIE says Mr Trump’s trade policies would be “horribly destructive”.

Neighbour makes bad fences

They may prove even more devastating abroad, especially in Mexico, where the peso slumped against the dollar. Enrique Peña Nieto, the Mexican leader, was chastised for inviting Mr Trump for talks in August. Mr Trump’s habit of insulting Mexican immigrants and his rallying cry—that he would build a wall along America’s southern border and make Mexico pay for it—have earned him much hostility in Latin America. But Mr Peña may now feel vindicated, as he has to deal with the president of his giant northern neighbour.

Mr Trump’s victory comes, cruelly, just as left-wing populism in Latin America is in retreat, opening opportunities for closer trade between the two halves of the Americas. Before the election, Latin Americans’ opinion of the United States was warmer than at any point this century. Mr Trump’s victory risks rekindling anti-yanqui sentiments, especially if he repudiates Barack Obama’s policy of normalising relations with Cuba.

Across the northern border, meanwhile, Canada frets about the economic harm that will be caused should NAFTA collapse. The United States buys about three-quarters of Canada’s exports. Some Canadians fondly imagine that a wave of young, well-educated Americans will move north, as they did during the 1970s. However, this is unlikely. A Trump presidency will hardly scare people in the way that the prospect of being drafted to fight in Vietnam did. (As Mr Trump doubtless recalls, though he was lucky enough to receive five deferments during the war.)

Mr Trump has repeatedly said that America’s willingness to defend its traditional allies should depend on whether they pay their fair share for their defence—which in Mr Trump’s view includes paying America in cash to cover the costs of protecting them. America has a justified complaint: it spends far more on defence than its European and Japanese allies put together (see chart 2). But Mr Trump risks upending the basis of post-war global security—particularly in Asia, where China is menacing its neighbours; and in Europe, where Russia has annexed Crimea and stirred a proxy war in eastern Ukraine.

In Asia American strategy has for decades been built on three pillars: open trade and the prosperity that flows from it; strong formal and informal alliances, from Japan to Australia to Singapore; and the promotion of democratic values. It is not clear that Mr Trump cares for any of them.

Mr Obama’s “pivot to Asia”—a promise to pay more attention to the world’s largest and most buoyant region—is under threat. Mr Trump will unnerve Japan, America’s staunchest friend in Asia. China may risk greater assertiveness—particularly in the South China Sea, where it has built up several reefs and atolls into military bases.

Mr Trump has suggested that Japan and South Korea should develop their own nuclear weapons rather than shelter under America’s umbrella—a recipe for regional instability and a nuclear arms race. Neither country is close to considering the possibility, and Mr Trump has played down the remarks. But fear will grow of American disengagement from Asia.

The TPP trade deal, the economic pillar of Mr Obama’s pivot to Asia, was sold as an attempt to set the world’s economic rules before they are dictated by China. But Mr Trump sees it as allowing China to come in through the back door. TPP’s proponents held out a faint hope that it could pass in the lame-duck Congress. That is now impossible. Mr Trump also says he will pull America out of the Paris climate treaty and abrogate Mr Obama’s climate agreement with China—one of the few bright spots in Sino-American relations.

Though China would be hurt by a trade war with America, Chinese hawks spot a geopolitical opening. They see Mr Trump’s election as confirmation that China is a rising power and America a declining one. “We may as well let the guy go up and see what chaos he can create for the US and the West,” wrote Global Times, a Chinese newspaper with links to the armed forces.

The thin Baltic tripwire

Mr Trump’s victory is sending shock waves through NATO, the world’s most successful military alliance. In his book “The America We Deserve” in 2000 he said that eastern Europeans should be left alone to fight out their ancient feuds. The most vulnerable point for NATO will be the Baltic states—lying on a small, flat, thinly populated strip of land with few natural frontiers and nowhere to retreat to. Providing a credible defence for Estonia, Latvia and Lithuania has been NATO’s biggest headache in recent years. The alliance has started to rotate tripwire forces through them and has cobbled together rapid-reaction forces. But NATO’s ability to deter Russia rests chiefly on Russia believing that America will act decisively and speedily in a crisis.

Fearing that Mr Trump would not, the Baltic states will now start preparing for the worst—they have boosted their territorial defences and conduct regular drills in guerrilla warfare; and they have developed defence ties with neighbouring countries such as non-NATO Sweden and Finland. They worry that Russia might seek to exploit the lame-duck period in Washington to create new facts on the ground.

Whether or not Russia takes such a gamble, the Kremlin is already crying victory. Two days before Americans voted, Dmitry Kiselev, Russia’s propagandist-in-chief, declared that the campaign had been the dirtiest in America’s history: “It was so horribly noxious that it only engenders disgust towards what is still inexplicably called a ‘democracy’ in America.” Mr Putin hopes that if Western democracy seems less attractive, there is less risk of more “colour revolutions” in Russia’s backyard.

That Mr Trump openly admires Mr Putin is a welcome bonus for the Kremlin. Mr Putin expressed the hope that Russian-American relations would improve. His dream is to see Western sanctions lifted and for Mr Trump to agree to a Yalta-style deal that would recognise a Russian sphere of influence in its “near abroad”.

There are jitters in the Middle East, too. Mr Trump has mocked the folly of toppling dictators in Iraq or Libya (though he once backed both interventions). He has also blamed American leaders for not seizing oilfields in Iraq. “We go in, we spent $3trn. We lose thousands and thousands of lives, and then look, what happens is we get nothing. You know it used to be to the victor belong the spoils,” Mr Trump said in September.

Mr Trump called Mr Obama the “founder” of the Islamic State (IS), because his withdrawal of troops from Iraq created a vacuum in which the terrorist group thrived. Without offering much detail, Mr Trump has said he would “bomb the shit out of” IS. He has also appeared to accept the notion, pushed by Russia, that Syria’s dictator, Bashar al-Assad, is a bulwark against Sunni extremism rather than a despot who provokes it. That suggests that Mr Trump will probably let the Pentagon finish the job of driving IS out of the Iraqi city of Mosul if it has not already fallen by the time he is inaugurated on January 20th. But he has shown little appetite for sustained engagement in the Middle East.

Critics, and there are many among veterans of recent Republican administrations, note that many of Mr Trump’s ideas would break American or international law. They shudder when he calls for the return of torture for terrorist suspects, and for the killing of terrorists’ families as a deterrent (which would be a war crime).

Gulf Arab leaders have been appalled by Mr Obama’s policy—his support for revolts against Arab dictators, his reluctance to be drawn into the war in Syria and his decision to sign an agreement with Iran to limit its nuclear programme. But they are even more worried about Mr Trump’s unpredictability and possible isolationism. “Russia, Iran, Iraq’s Shia militias, Syria and Hizbullah all benefit from America’s vacuum in the region and support Mr Trump,” says Oraib Rantawi, a Jordanian analyst. To that list add Egypt’s strongman, Abdel-Fattah al-Sisi, to whom Mr Trump has promised “loyal friendship”.

Like Mr Obama, Mr Trump refers to the Gulf’s oil-rich Sunni monarchies with disdain. He has also caused outrage by showing contempt for Muslim migrants and demanding that “radical Islam” be named as the true cause of terrorism.

“Trump will cut off America’s aid to the opposition,” says a forlorn Syrian rebel spokesman in Istanbul. “Aleppo will fall to the regime and opposition units either dissolve or shift to the extremists.” Iraq’s marginalised Sunnis are similarly downbeat. Many had hoped that American forces would stay the course after the expected recapture of Mosul to oversee their rehabilitation in Iraqi politics.

When talking about the Israeli-Palestinian conflict, Mr Trump pointedly does not mention the need to establish a Palestinian state. The Israeli prime minister, Binyamin Netanyahu, will probably be happy to have an American president who never presses him to trade land for peace or stop Jewish settlement-building in the West Bank. But those who know Mr Netanyahu say he is sceptical. “Bibi is risk-averse and hates surprises,” explains an ally in his Likud party. “Trump is unexpected and volatile and Bibi is like many in the Republican establishment who see him as a wild card and don’t trust him.”

America’s dealings with Iran seem likely to shift in ways that, paradoxically, may please the hardliners there. During the campaign, the state broadcaster devoted much airtime to Mr Trump’s mudslinging. The Supreme Leader, Ali Khamenei, joined in, praising the “straight-talking” Mr Trump. Confidants cheered Mr Trump’s anti-Saudi rhetoric and his good relations with Mr Putin. And so what if he loathes the nuclear agreement, or assents to Congress killing it off? Iranian conservatives have always viewed that deal with grave suspicion, as part of an American plot to gain control of their country.

Following close on Britain’s referendum to leave the European Union, Mr Trump’s election will boost populists everywhere, especially in Europe, by breaking the myth that anti-establishment groups are unelectable. The next test will be Italy’s constitutional referendum in December. A defeat for the prime minister, Matteo Renzi, which seems likely, could lead to the undoing of his government and the rise to power of the populist Five Star Movement, which wants a referendum on the euro.

Trumpeting the Donald

Then there is France. Could Marine Le Pen, leader of the ultranationalist FN, win the presidential election next spring? Before Mr Trump’s victory, the question seemed absurd. Polls suggest that she will win one of two second-round places. This in itself would be a victory of sorts, repeating the achievement of her father, Jean-Marie Le Pen, in 2002. But no polls have indicated that she could beat any of the centre-right candidates likely to face her. Now, her victory is no longer unthinkable. There was no disguising the delight at the FN headquarters in Paris. A jubilant Ms Le Pen, congratulated the American president-elect and praised the “free” American people. Even Mr Le Pen, who has fallen out with his daughter, tweeted: “Today the United States, tomorrow France!”

The parallels between Ms Le Pen and Mr Trump are striking. Both trade on simplified truths and have built platforms on rejection and nostalgia. Both have cast themselves as outsiders who stand up for people scorned by the elite. Mr Trump and Ms Le Pen are both protectionist, nationalist and fans of Mr Putin. Mr Trump wants to scrap trade deals and is impatient with encumbering alliances. Ms Le Pen wants a referendum on “Frexit”; if it passed it would spell the end of the EU.

One difference is rhetorical excess. Ms Le Pen is in some ways a Trump lite. She may share many of his reflexes, but her language is more cautious. She has never, for instance, called for all Muslims to be banned from entering France, but rather for an end to an “uncontrolled wave” of immigration. She does not promise to build walls, but to control borders. The problem, she says, is not Islam but what she calls the “Islamification” of France. In France, where Ms Le Pen is trying to transform a one-time pariah movement with neo-Nazi links into a credible party of government, such nuances remain an asset.

Viktor Orban, the prime minister of Hungary and prototype European populist, who talks of creating an “illiberal” democracy, was one of the few European leaders to endorse Mr Trump’s campaign. The Polish government, which is in many ways as populist and nationalist as Mr Trump, has been more cautious. It may dislike Muslim migrants, but it fears Russia more, and would love to see more American troops deployed on its territory.

With America in isolationist mood, Britain on the way out and France paralysed, it falls increasingly to Germany to preserve the European order. Many Germans are horrified by Mr Trump’s disdain for due process. “What sets Trump apart from any major US politician—let alone presidential candidate—in living memory is his overt, chilling contempt for the fundamental principles of the constitution. That is familiar to a German in the worst possible way,” says Constanze Stelzenmüller of the Brookings Institution, a think-tank. Yet the chancellor, Angela Merkel, weakened by the past year’s refugee crisis, will be largely reduced to “lots of hand-wringing and rhetoric and virtually no action”, says John Kornblum, a former American ambassador to Germany.

If Mr Trump’s triumph augurs yet more populist victories elsewhere, the EU itself may find it hard to hold together. A remote, complex and technocratic body, the EU is the perfect whipping boy for demagogues. As Gérard Araud, the French ambassador to Washington, put it in a tweet (now deleted): “After Brexit and this election, everything is now possible. A world is collapsing before our eyes.”

------------------------------------------------------------------------------------

************************************************

ПЕРЕВОД:

************************************************

Разрушитель

На протяжении семи десятилетий Америка была гарантом мирового порядка. Сегодня она может стать силой, создающей нестабильность.

Когда Дональд Трамп начал собирать собственную команду по национальной безопасности, он спросил у своих советников: «Вы знаете, что такое непрерывная заливка?» По крайней мере один из присутствовавших генералов признался, что не знает. В общем, пояснил Трамп, это процесс, при котором бетонному фундаменту здания не дают окончательно застыть, пока его полностью не заполнят; бетономешалки должны быть наготове сразу для нескольких блоков. Мораль сего такова: вы, генералы, может, и владеете пафосной спецтерминологией, но и я тоже не промах.

Это был Трамп во всей своей красе: обидчивый и одновременно тщеславный. Утверждение о том, что мир сложен, есть не что иное как обман, нацеленный на то, чтобы сбить с толку честных американцев, которые удивляются, почему их страну, кажется, стали меньше бояться враги и уважать союзники. В пересказе Трампа проблемы Америки элементарны, обусловлены внутренними причинами и обратимы. Трудно представить себе избранного президента, менее разбирающегося в мировых механизмах, чем Трамп; или в большей степени готового опрокинуть мировой порядок, формировавшийся Америкой в течение семи десятилетий после окончания Второй мировой войны.

Трамп описывает свой внешнеполитический курс довольно смутно, предпочитая конкретным планам броские лозунги типа «Америка прежде всего». В той мере, насколько ее возможно угадать, его программа включает в себя угрозу ввести тарифы на импорт из Китая и Мексики; требования в адрес союзников, таких как Япония и Европа, платить больше за американскую протекцию; и более дружественное отношение к авторитарным лидерам вроде президента России Владимира Путина. Хороший президент, как и магнат недвижимости, должен быть «готов уйти» от невыгодной сделки; и быть непредсказуемым в этом случае довольно удобно. Ричард Никсон, может, и прибегал к сумасшедшей дипломатической теории, чтобы напугать врагов во время холодной войны. Но трамповская политика преднамеренной неопределенности ужасает друзей и партнеров Америки: отныне ни один торговый договор, ни одно международное учреждение или альянс не могут похвастаться священной незыблемостью.

Американские союзники, несмотря на общее состояние шока, подползают к Трампу с поздравлениями в надежде ограничить ущерб, который он может причинить. Прочие демагоги, осуждающие элиты и либеральный, многосторонний, основанный на правилах порядок, ликуют. Флориан Филиппо (Florian Philippot), советник лидера ксенофобского Национального фронта, Марин Ле Пен, злорадствовал в твиттере: «Их мир рушится. Пришло наше время».

Одна из областей внешней политики, в отношении которой взгляды Трампа отличаются ясностью и последовательностью, это торговля. Трамп ворчит о ней начиная с 1980 года, когда однажды на телевидении заявил, что Япония обдирает Америку как липку (продавая американцам качественные автомобили по разумным ценам). В ходе предвыборной кампании он удвоил пыл своих антиторговых тирад. Будь то перед стариками, бывшими рабочими фабрик, в Огайо или перед репортерами в собственном манхэттенском небоскребе с медными дощечками, Трамп осуждал некомпетентные и коррумпированные элиты за отправку рабочих мест за рубеж. Китай «убивает нас», сказал Трамп The Economist в прошлом году. «Деньги, которые они вытянули из Соединенных Штатов есть самая большая кража в истории нашей страны». (На самом деле, упомянутые деньги добровольно выплачивались за китайскую продукцию).

Время от времени Трамп предлагал для решения проблемы такие средства, как, например, объявить Китай валютным манипулятором, или угрожал ввести тарифы на импорт, равные 5%, 10% или даже 45%, чтобы ликвидировать дефицит торгового баланса Америки (см. диаграмму 1). Он пообещал внести поправки в Налоговый кодекс и застращать боссов таких гигантских компаний, как Форд, Apple и Boeing, пока те не начнут производить больший объем своей продукции дома.

Обиженный на НАФТА

Старший торговый советник Трампа, Дэн Ди Микко, бывший руководитель Nucor, крупного сталепроизводителя, выступая перед выборами, изложил ряд мер, которые президент намерен предпринять в первые сто дней своего правления. К ним относится начало пересмотра торговых соглашений, например, договора НАФТА с Мексикой и Канадой (с угрозой исключить тех, кто будет возражать). Все будущие торговые соглашения, среди них Транс-Тихоокеанское партнерство (TPP) между Америкой и другими 11 странами Азиатско-Тихоокеанского региона, равно как и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство (TTIP) с Европейским союзом, будут отложены. «Их продвижение будет зависеть от того, сможем ли мы вернуться к сбалансированной торговле, а также оттого, способствуют ли эти соглашения росту ВВП, — сказал Ди Микко. — Эра торгового дефицита закончилась. Теперь будет так: мы не прочь вести переговоры, но в противном случае устанавливаем тарифы».

Ди Микко сослался на принятое в 1980-е годы Рональдом Рейганом (любимцем сторонников Трампа) решение ввести 45-процентный тариф на японские мотоциклы: «Это заставило людей сесть за стол переговоров». И все-таки кажется невероятным, что торговые партнеры будут сидеть сложа руки в случае, если Америка повысит тарифы. Ввиду того что протекционизм уже на подъеме, последует торговая война. По прогнозам Всемирной торговой организации, впервые за последние 15 лет темпы роста мировой торговли в этом году будут ниже, чем рост мирового ВВП.

Институт мировой экономики Петерсона (PIIE) оценил воздействие торговой политики Трампа по трем сценариям, начиная с «несостоявшейся торговой войны», когда Трамп будет вынужден снизить тарифы в течение года после их введения, до «масштабной торговой войны» с Мексикой и Китаем. В первом случае нарушатся глобальные системы поставок, а американский частный бизнес потеряет 1,3 миллиона рабочих мест; в последнем случае ущерб составит 4,8 миллиона потерянных рабочих мест в Америке, а также затронет сектор услуг. По словам Эдама Позена (Adam Posen) из PIIE, торговая политика Трампа будет «пугающе разрушительной».

Сосед делает плохие заборы

Еще более губительной она может оказаться за границей, особенно в Мексике, где песо резко упал по отношению к доллару. Мексиканского лидера Энрике Пенью Ньето уже подвергали жесткой критике за приглашение Трампа на переговоры в августе. Своей привычкой оскорблять мексиканских иммигрантов и знаменитым лозунгом — призывающим выстроить вдоль южной границы Америки и Мексики стену и заставить мексиканцев за нее платить — Трамп ополчил против себя большую часть Латинской Америки. Но сегодня Пенья может по праву считать свои действия оправданными, поскольку теперь ему предстоит иметь дело с президентом своего гигантского северного соседа.

Как это ни обидно, но победа Трампа совпала с отступлением в Латинской Америке левого популизма, которое открывало возможности для более тесного торгового сотрудничества между двумя американскими континентами. Перед выборами латиноамериканцы смотрели на Соединенные Штаты более доброжелательно, чем когда-либо в этом столетии. Победа Трампа рискует вновь разжечь антиамериканские настроения, особенно если новый президент отвергнет политику Барака Обамы по нормализации отношений с Кубой.

Между тем у северных границ США Канада с тревогой оценивает экономический ущерб, который вызовет распад НАФТА. Примерно три четверти канадского экспорта идет в США. Некоторые канадцы наивно полагают, что на север двинется волна молодых хорошо образованных американцев, как это было в 1970-е годы. Тем не менее такой сценарий маловероятен. Президентство Трампа едва ли испугает людей так, как это сделала перспектива призыва на Вьетнамскую войну (о чем Трамп, без сомнения, помнит, хотя во время войны, по большой удаче, и получил пять отсрочек.)

Трамп неоднократно заявлял, что готовность Америки защищать своих традиционных союзников должна зависеть от того, берут ли они на себя справедливую долю оборонного бюджета — которая, по мнению Трампа, подразумевает в частности плату Америке наличными, чтобы покрыть расходы на их защиту. У Америки найдется обоснованная претензия: она тратит на оборону гораздо больше, чем ее европейские и японские союзники вместе взятые (см. график 2). Но Трамп рискует опрокинуть основы послевоенной глобальной безопасности — особенно в Азии, где своим соседям угрожает Китай; и в Европе, где Россия аннексировала Крым и затеяла опосредованную войну на востоке Украины.

Американская стратегия в Азии на протяжении многих десятилетий строилась на трех китах: открытой торговле и вытекающем из нее процветании; крепких формальных и неформальных альянсах, начиная с Японии и заканчивая Австралией и Сингапуром; и продвижении демократических ценностей. Не совсем понятно, интересует ли Трампа хоть какой-то из них.

Начатый Обамой «поворот в Азию» — обещание уделять больше внимания крупнейшему и наиболее экономически оживленному региону в мире — сегодня под угрозой. Трамп будет раздражать Японию, самого преданного азиатского друга Америки. Китай же способен рискнуть и проявить еще большую напористость — в частности в Южно-Китайском море, где уже превратил несколько отмелей и атоллов в военные базы.

Трамп предположил, что Япония и Южная Корея должны разрабатывать собственное ядерное оружие, а не искать убежища за американским щитом — импульс для региональной нестабильности и гонки ядерных вооружений. Ни одна из стран пока не готова к рассмотрению такой возможности, да и Трамп не придал большого значения этим замечаниям. Однако страх американского ухода из Азии будет расти.

Торговое соглашение ТТП, экономическая основа поворота Обамы в Азию, представлялась в качестве попытки установить международные экономические правила прежде, чем их начнет диктовать Китай. Но Трамп считает, что Китаю таким образом позволяют войти через заднюю дверь. У сторонников ТТП теплилась слабая надежда, что договор сможет пройти в Конгрессе на исходе президентского срока Обамы. Теперь это невозможно. Трамп также заявляет, что вытянет Америку из парижского договора по климатическим изменениям и аннулирует соглашение Обамы с Китаем по климату — что было одним из немногих положительных моментов в китайско-американских отношениях.

Хотя Поднебесная пострадает от торговой войны с Америкой, китайские ястребы усмотрели здесь геополитическую лазейку. Они видят в избрании Трампа подтверждение того, что Китай является восходящей державой, тогда как Америка переживает упадок. «Мы вполне можем позволить этому парню поднять шум и посмотрим, в какой хаос он повергнет США и Запад», — пишет Global Times, китайская газета со ссылкой на вооруженные силы.

Слабые силы прикрытия в Балтике

Победа Трампа ударной волной прокатилась по НАТО, самому успешному в мире военному альянсу. В своей книге «Америка, которую мы заслуживаем» в 2000 году Трамп написал, что восточно-европейским странам следует самим разрешать свои давние междоусобные распри, без вмешательства со стороны. Самой уязвимой точкой для НАТО будут прибалтийские государства — располагающиеся на небольшой, плоской, малонаселенной полоске земли почти без естественных границ, где отступать некуда. В последние годы обеспечение надежной защиты для Эстонии, Латвии и Литвы было для НАТО самой большой головной болью. Альянс начал разворачивать в каждой из стран Прибалтики поочередно силы прикрытия и на скорую руку собрал войска быстрого реагирования. Но способность НАТО сдерживать Россию опирается главным образом на веру Москвы в то, что в условиях кризиса Америка будет действовать решительно и быстро.

Опасаясь, что при Трампе все будет иначе, страны Балтии теперь начнут готовиться к худшему — они усилили свою территориальную оборону и регулярно проводят учения по десантно-диверсионной деятельности; к тому же они наладили оборонные связи с соседними странами, такими как Швеция и Финляндия, которые в НАТО не входят. Прибалты опасаются, что Россия может попытаться воспользоваться переходным периодом в Вашингтоне, чтобы изменить реальную ситуацию на местности.

Вне зависимости от того, предпримет Россия подобную авантюру или нет, Кремль уже празднует победу. За два дня до американских выборов Дмитрий Киселев, главный российский пропагандист, заявил, что эта кампания была самой грязной в истории Америки: «Она была настолько противной, что способна лишь вызвать отвращение к тому, что до сих пор по непонятным причинам называется в Америке „демократией“». Путин надеется, что, если западная демократия будет казаться менее привлекательной, ниже будет риск новых «цветных революций» на задворках России.

То, что Трамп открыто восхищается Путиным, есть приветственный бонус для Кремля. Путин выразил надежду на то, что российско-американские отношения ждет улучшение. Он мечтает о снятии западных санкций и о том, чтобы Трамп согласился на сделку в ялтинском стиле, которая признала бы российскую сферу влияния в ее «ближнем зарубежье».

Ближний Восток тоже пребывает в нервозном состоянии. Трамп подверг насмешкам безрассудное свержение диктаторов в Ираке или Ливии (хотя когда-то поддерживал оба вмешательства). Он также обвинил американских лидеров в том, что они не захватили нефтяные месторождения в Ираке. «Мы идем туда, тратим три триллиона долларов. Теряем тысячи и тысячи жизней, а в итоге ничего не получаем. Знаете, обычно трофеи принадлежат победителю», — сказал Трамп в сентябре.

Трамп назвал Обаму «основателем» «Исламского государства» (террористическая организация, запрещена в России), потому что его вывод войск из Ирака создал вакуум, в котором благополучно процветала террористическая группа. Не вдаваясь в детали, Трамп сказал, что «выбьет дерьмо из» ИГ. Как оказалось, он также разделяет взгляды России на то, что сирийский диктатор аль-Асад является скорее оплотом власти против суннитского экстремизма, нежели деспотом, который его провоцирует. Это говорит о том, что Трамп, вероятно, позволит Пентагону завершить его работу по выдворению ИГИЛ из иракского города Мосул, если тот не успеет пасть ко времени его вступления в должность 20 января. Однако Трамп не проявляет особого интереса к постоянному вовлечению в ближневосточные дела.

Критики, многие из которых являются ветеранами последних республиканских администраций, отмечают, что многие идеи Трампа нарушают американское или международное право. Они содрогаются при его словах о возвращении пыток в отношении подозреваемых в терроризме, а также об убийстве семей террористов в качестве сдерживающего фактора (что считается военным преступлением).

Лидеры Персидского залива были потрясены политикой Обамы: поддержкой, оказанной им мятежникам, выступившим против арабских диктаторов, его нежеланием быть втянутым в войну в Сирии и решением подписать соглашение с Ираном по ограничению ядерной программы. Но они еще больше встревожены непредсказуемостью Трампа и возможным изоляционизмом США. «Россия, Иран, шиитские ополченцы Ирака, Сирия и „Хезболла“ — все они извлекают пользу из вакуума американской власти в регионе и поддерживают Трампа», — говорит иорданский аналитик Ораиб Рантави (Oraib Rantawi). К этому списку следует добавить авторитарного лидера Египта, Абдель-Фаттаха аль-Сиси, которому Трамп пообещал «верную дружбу».

Как и Обама, Трамп с пренебрежением относится к богатым нефтью суннитским монархиям Залива. Ярость вызвало и его показное презрение к мусульманским мигрантам и требование называть «радикальный ислам» истинной причиной терроризма.

«Трамп лишит оппозицию американской помощи, — в отчаянии говорит представитель сирийских повстанцев в Стамбуле. — Алеппо сдастся режиму, а оппозиция либо растворится, либо перейдет на сторону экстремистов». Маргинализированные сунниты Ирака также настроены пессимистично. Многие надеялись, что после ожидаемого освобождения Мосула американские войска доведут дело до конца и проконтролируют реабилитацию в иракской политике.

Что же касается израильско-палестинского конфликта, Трамп демонстративно не упоминает о необходимости создания палестинского государства. Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, вероятно, будет рад американскому президенту, который никогда не станет принуждать его торговать землей во имя мира или остановить строительство еврейских поселений на Западном берегу. Но те, кто знает Нетаньяху, говорят, что он настроен скептически. «Биби не склонен к рискам и ненавидит сюрпризы, — объясняет его союзник в партии „Ликуд“. — Трамп непредсказуем и изменчив, и потому Биби, как и многие в среде республиканского истеблишмента, воспринимает его как темную лошадку и не доверяет ему».

Сделка Америки с Ираном, похоже, сместится таким образом, что, как это ни парадоксально, может порадовать сторонников жесткого курса. Во время кампании государственное вещание посвятило довольно много эфирного времени шельмованию Трампа. Верховный лидер Али Хаменеи присоединился к ним, похвалив «прямолинейного» Трампа. Доверенные лица приветствовали антисаудовскую риторику кандидата и его хорошие отношения с Путиным. Даже если он побрезгует ядерным соглашением или разрешит Конгрессу его ликвидировать, что с того? Иранские консерваторы всегда смотрели на эту сделку с большим подозрением, видя в ней часть американского заговора с целью получить контроль над своей страной.

Состоявшееся вскоре после британского референдума по выходу из ЕС избрание Трампа послужит мощным стимулом для популистов во всем мире, особенно в Европе, развенчивая миф о том, что выступающие против истеблишмента группы не имеют шансов на победу на выборах. Следующим испытанием будет конституционный референдум в Италии в декабре. Весьма вероятное поражение премьер-министра Маттео Ренци может привести к отставке его правительства и приходу к власти популистского «Движения пяти звезд», которое намерено провести референдум по евро.

Раструбить о Дональде

Потом есть еще Франция. Смогла бы Марин Ле Пен, лидер ультранационалистического Национального фронта, одержать победу на президентских выборах весной следующего года? До победы Трампа этот вопрос казался абсурдным. По данным опросов, ей может достаться одно из двух мест во втором туре. Сама по себе это была бы довольно посредственная победа, повторяющая достижение отца Ле Пен, Жана-Мари, в 2002 году. Но никакие опросы не указывали на то, что она может обойти любого из противостоящих ей правоцентристских кандидатов. Теперь ее победа уже не кажется столь невероятной. В парижской штаб-квартире Национального фронта даже не пытались скрыть восторга по поводу результатов выборов. Ликующая госпожа Ле Пен поздравила новоизбранного американского президента и похвалила «свободный» американский народ. Даже рассорившийся с дочерью господин Ле Пен в своем твиттере написал: «Сегодня — Соединенные Штаты, завтра — Франция!»

Между Ле Пен и Трампом обнаруживаются поразительные параллели. Оба спекулируют на упрощенных истинах и выстраивают политическую линию на отторжении и ностальгии. Оба позиционируют себя как аутсайдеров, которые заступаются за людей, презираемых элитой. Трамп и Ле Пен оба являются протекционистами, националистами и поклонниками Путина. Трамп желает отменить торговые сделки, его раздражают обременительные альянсы. Ле Пен хочет провести референдум по Frexit; если он пройдет, это будет означать конец ЕС.

Одно из отличий заключается в риторическом избытке. Ле Пен в некотором роде смягченная версия Трампа. Возможно, они сходятся во многих внешних проявлениях, но в выражениях она более осторожна. Ле Пен никогда, например, не призывала к тому, чтобы всем мусульманам был запрещен въезд во Францию, скорее она желает положить конец «неконтролируемой волне» иммиграции. Она обещает не строить стены, но контролировать границы. Проблема, говорит она, не в исламе, а в том, что она называет «исламизацией» Франции. Во Франции, где Ле Пен пытается превратить когда-то отвергнутое всеми движение, имеющее непосредственные связи с неонацистами, в заслуживающую доверие партию власти, такие нюансы продолжают иметь вес.

Виктор Орбан, премьер-министр Венгрии и прототип европейского популиста, который говорит о создании «нелиберальной» демократии, был одним из немногих европейских лидеров, поддержавших кампанию Трампа. Польское правительство, которое во многих отношениях настолько же популистское и националистское, как сам Трамп, действует более осторожно. Ему могут не нравиться мусульманские мигранты, но Россию оно боится еще больше и хотело бы, чтобы на польской территории размещалось больше американских войск.

В то время как в Америке царят изоляционистские настроения, Великобритания вот-вот покинет ЕС, а Франция парализована, роль хранителя европейского порядка, вероятнее всего, достанется Германии. Многие немцы шокированы пренебрежением Трампа к соблюдению предусмотренных законом процедур. «Что отличает Трампа от любого крупного американского политика — не говоря уже от кандидата в президенты — так это на памяти живущих его откровенное, приводящее в уныние презрение к фундаментальным принципам конституции. Немцам это знакомо в худшем из возможных видов», — говорит Констанце Штельценмюллер (Constanze Stelzenmüller) из Института Брукингса, исследовательского центра. Тем не менее политику канцлера Ангелы Меркель, позиции которой ослабил прошлогодний кризис беженцев, будут в значительной степени сводить к «заламыванию рук и риторике и практически никаким действиям», говорит Джон Корнблюм (John Kornblum), бывший американский посол в Германии.

Если триумф Трампа является предвестником и других популистских побед, самому Евросоюзу может быть трудно удержаться от распада. Отдаленный, сложно устроенный и технократический орган, ЕС оказывается для демагогов идеальным мальчиком для битья. Как гласит пост в твиттере (уже удаленный) Жерара Аро (Gérard Araud), французского посла в Вашингтоне: «Теперь, после Брексит и этих выборов, все возможно. Мир рушится на наших глазах».

--------------------------------------------------------------------------------

перевод:

* — inosmi.ru

© AP Photo, Evan Vucci