AGADEZ, Niger

The smuggler walked past the diaper aisle, through the back door of the convenience store and into the metal shed where the migrants were hiding. It was Monday in one of the world’s human-smuggling capitals, the day when trucks crammed with Africans roar off in a weekly convoy bound for Libya, the threshold to Europe. For Musa, an expert in sneaking people across the Sahara, it was time to get ready.

He walked around the white Toyota pickup parked next to the shed, loaded with jugs of water. Then he glanced at the cluster of 30 people waiting to climb atop the load.

One of them was an 11-year-old girl from Burkina Faso, sucking a lollipop. Another was a mother who held her wailing 6-month-old baby. Next to them, 27 men, from five countries, shifted their eyes nervously between Musa and the truck. If they weren’t caught or stranded or killed, it would take them three days to get from the stash house to Libya.

“We need to leave soon,” Musa said, examining the truck, its windows tinted, its license plate missing, prayer beads hanging from the rearview mirror.

Since the 15th century, Agadez has been one of the continent’s most important trading hubs, the gateway between West and North Africa. Now, it is a city run by human smugglers.

Across the developing world, migrants and refugees are leaving home in historic numbers. Increasingly, they are turning to smugglers, who load them onto flimsy ships or overcrowded trucks for treacherous journeys that kill thousands each year. Authorities in Europe and Asia have vowed to crack down on the multibillion-dollar industry. But the business of human cargo is thriving.

Musa, 38, knew the risks. He knew that if his truck broke down in the 120-degree heat, he and the migrants might survive no more than two days. He knew that his pistol was little help against the bandits who roamed the Sahara. But he also knew how to bribe the police and military to let him pass. And he knew the desert as well as anyone. Or he claimed to.

So this Monday, like every other Monday, he and his brothers counted the men and women who had arrived at the stash house tucked behind the gray storefront advertising soap and baby food. The sun had set. The migrants were covering their faces with scarves. Musa strolled past them in a long white robe, as if preparing for a leisurely drive.

He had permitted a Washington Post reporter and photographer to spend a week observing his operation – a rare window into the world of migrant smuggling. Like several others interviewed for this story, he spoke on the condition that his last name not be used.

“Before we had migrants, but not like now,” Musa said, standing next to his truck. “Now, there are so many that I can’t remember them all. Every week, the trucks are full.”

By 2013, at least 3,000 migrants traveled through the Agadez region heading north per week.

Global Initiative Against Transnational Organized Crime

Outside of his mud-walled compound were dozens of other stash houses, which locals call ghettos. They were hidden behind homes, next to mosques and market stalls, part of the city’s secret geography, the architecture of a booming illicit economy.

It is a boom driven by the collapse of the Libyan government, which has left a vast stretch of North African coast virtually unguarded. But just as important has been Africa’s explosion of cellphones and social networks, which have linked smugglers to potential migrants.

“Now, in Sub-Saharan Africa, you’re never more than two conversations away from someone who can get you to Europe,” said Tuesday Reitano, a human trafficking expert at the Global Initiative Against Transnational Organized Crime, a think tank.

Hundreds of men and women from across West and Central Africa pour into this desert outpost every week. The majority are fleeing abject poverty. Others are escaping violence in Mali, northeastern Nigeria or the Central African Republic.

Many have only one thing in common: They arrived in Agadez with Musa’s phone number.

Camel traders, merchants and livestock sellers gather at the local market in Agadez. The city, comprised mainly of one-story mud structures, is situated on the southern outskirts of the Sahara desert and has been an important trade center for centuries.

Konissa had stepped off the bus in Agadez the previous night, just after 11 o’clock. He had been traveling for three days from the Ivory Coast and his legs felt stiff and heavy. When he walked through the parking lot, men started approaching him, his small black backpack giving him away as a migrant.

“You going to Libya?” they asked in French and Hausa.

“You need some help?”

But Konissa, 25, already had a contact in Agadez. His uncle had traveled to Libya last year.

“This man can help you,” the uncle wrote in a text in May, pasting in Musa’s number.

A few minutes after getting off the bus, Konissa dialed the number. The parking lot was full of young men sleeping on the ground. On the wall was graffiti in several languages.

“Ali from Cameroon was here,” one line read.

“A Guinean was here,” said another.

Konissa held the phone to his ear. He had spent two years saving for the trip to Europe, eking out a living as a tailor. If he made it to France or Italy, the money he sent back would change the lives of his parents and siblings and their children.

“Je suis arrivé,” he said to Musa. “I’m here.”

Konissa, second from the right, with several other migrants before the 72-hour trip to Libya through the Sahara.

Fifteen minutes later, Konissa was driven to the large shed where Musa and his brothers kept the migrants. The ground was strewn with cardboard boxes and old tires. Five wild antelope, captured from the desert, skittered around the adjacent dirt yard.

Other migrants were sleeping next to a roaring yellow generator. The scene felt strange and scary. Konissa had never been this far from home. He lay down on the ground and used his bag as a pillow. He had brought a winter jacket, assuming it would be cold in the desert, but now, even after midnight, it was nearly 100 degrees.

He didn’t feel any closer to Europe, the place he had seen in the Facebook photos of his friends who had already migrated. They were always standing on pristine streets, or inside nice buildings.

“They always have the best clothes,” he said.

Before going to sleep, Konissa called his father in a village in the Ivory Coast.

“I found the place,” he said.

Migrants regularly sleep on the streets as they journey north through Africa. With police and military checkpoints throughout each country, they prefer to travel with little money to prevent these security forces from taking it away from them. Most smugglers are paid in advance through Western Union, a popular money transfer system.

Western officials portray smugglers as hardened criminals who have driven the surge in migrants to European shores – where over 100,000 have arrived this year. The smugglers are “21st-century slave traders,” as Italy’s foreign minister, Paolo Gentiloni, put it. And indeed, there are alarming accounts of brutality by smugglers, including a recent Amnesty International report detailing how migrants crossing Libya faced rape, torture and abductions.

But in Agadez, smugglers see themselves as businessmen, providing a service that Niger’s desert tribes have mastered.

Musa’s father shuttled goods for years between Agadez and Libya, where U.S. and U.N. sanctions made legal trade difficult. By the time Musa was 20, he was crossing the Sahara, too. He learned to navigate by ruts in the sand during the day and by the stars at night. In 2011, Libyan leader Moammar Gaddafi was overthrown, and suddenly no one was stopping boats from leaving the country’s ports for Italy, just 200 miles away. Throngs of migrants began to arrive in Agadez. Musa was ready to profit.

He and his brothers bought a fleet of Toyota pickups stolen from Libya. They built the shed in the store’s back yard and laid down old mats and carpets where the migrants could sleep. They started taking between 25 and 100 migrants across the Sahara every week, charging about $300 each.

“My phone number became famous across West Africa,” he said.

In about three years, Musa was a millionaire. He bought homes in Niger and Libya. He bought cars and camels and smartphones, his selfies reflecting his swagger, a man lying next to a pistol in the desert. He married one woman in Niger and another in Libya. He tried to hide his enterprise from his four children, telling them that he was a trader. It was a rare glimmer of shame.

Countries around the world have vowed to fight the smugglers. The European Union recently announced a major operation to detain smuggling ships coming from Libya. But breaking up the networks is a colossal task.

“There’s so much money at stake that this has become almost impossible to stop,” said Mohammed Anacko, the president of the Agadez regional government council and the top official in the city.

Last month, a delegation from the European Union traveled to Agadez seeking to strengthen Niger’s law-enforcement agencies. Police and soldiers, however, are deeply involved in the trade. Many of them earn exponentially more in bribes from smugglers and migrants than they do from their salaries, according to a 2013 report from the Niger government’s anti-corruption agency, HALCIA.

Passengers pray during a sandstorm at the side of the road before they arrive in Agadez.

Perhaps the most glaring sign of the complicity comes each Monday, when the smugglers and their migrant cargoes leave Agadez in a loose convoy led by a military escort.

“The diplomats come and talk about stopping migration, but it’s just talk,” Anacko said. “The smuggling networks are strong and the migrants are desperate.”

The Niger government has made sporadic attempts to shut down the smugglers. After the bodies of 92 migrants were found in the desert outside Agadez in 2013, officers raided a number of the city’s stash houses, arresting their owners. Musa was caught smuggling migrants and spent one month in jail. He resumed his business nearly immediately after being released, shifting his route to more remote stretches of desert.

Earlier this year, Niger’s government passed a law that would allow judges to sentence smugglers to prison for up to 30 years, but experts say it hasn’t yet been enforced.

“If you pay the police, it’s no problem getting to Libya, even a truck full of migrants without papers,” said Maliki Amadou Hamadane, the head of the Agadez office for the International Organization for Migration, or IOM.

While the images of boats capsized in the Mediterranean have come to symbolize the dangers of illegal migration to Europe, the trip through the Sahara is no less risky. Last month, the bodies of 48 migrants were found in two locations a few hundred miles outside Agadez, according to the IOM.

Musa shrugs off the risks of the journeys.

“If God writes that you will die in the desert, then that is how you will die,” he said.

He regularly stumbles upon the remains of those who didn’t make it, sometimes taking a shovel from his truck to dig graves.

“We bury the bodies because that’s what our religion tells us,” Musa said. “We do not say anything to the authorities.”

On this Monday afternoon, when the migrants staying with Musa went to purchase water containers for the three-day journey, most returned with one $2 gallon jug. It was all they could afford. They took turns filling them from a spigot.

Konissa carried a jug and a small loaf of bread. He had raced through the market to buy them.

“I am scared to be caught,” he said.

Migrants fill up their water containers before they begin their trip to Libya. Each migrant carries two gallons of water for the three-day journey.

Musa didn’t ask questions when the migrants arrived. When the 11-year-old girl from Burkina Faso named Saly showed up, wearing a long skirt with red birds on it, he looked at her but said nothing.

He knew, like other smugglers in Agadez, that not everyone he transported was choosing to make the journey. But he saw himself as a man providing a service. To a visitor, he emphasized his professionalism, pointing out that his truck had just been serviced and was unlikely to break down. He carried a satellite phone in case of emergency, unlike some of his competitors.

“They call me and ask for a trip to Libya, and I do it for them,” he said. “I don’t force them to travel anywhere.”

Just two days before Musa’s truck departed, a station wagon full of 12 Nigerian girls had entered Agadez, driven by a short, bald man named Jagondi, who even Musa described as a “big smuggler.”

The girls had been sold by their parents into a trafficking network, Jagondi said. It wasn’t an unusual event. He had been driving girls, mostly from Nigeria, on the route to Libya for years, taking extra care to hide his passengers.

“They will become prostitutes in Europe,” he said matter-of-factly, claiming that he is not involved in that part of the business, only the driving.

According to the United Nations, thousands of Nigerian girls and women have been trafficked to prostitution rings in Europe.

After dropping the girls at a stash house, Jagondi parked his station wagon in front of his own house, next to a large mosque. He sat outside and ate a bowl of rice and porridge. He recalled how, one night, he was driving around Agadez when he spotted a 14-year-old girl whom he had shuttled here. He remembered her fondly; she had called him “Daddy.” But that night, she was standing in a poorly lit back alley, working as a prostitute.

She saw him in the car and screamed “Daddy, Daddy,” he recounted. He kept driving.

“I was very, very sad,” he said.

For his part, Musa appeared less concerned about his human cargo. After he walked away from 11-year-old Saly, her uncle, who had accompanied her on the 1,000-mile journey from Burkina Faso, explained to a reporter that she had been sent by her parents to make money in Libya.

“She will wash clothes or do other work in the house,” said the uncle, Aziz Napon. “Back home, some women said ‘Don’t bring the girl,’ but she wants to have a job to help her parents.”

When she was asked why she was leaving home, Saly stared ahead and said nothing.

“She’s very quiet,” Napon said.

Where is the little girl?” asked Musa’s brother Abdul Karim, standing next to the truck on Monday night.

Saly was sitting on a backpack on the ground. Three men lifted her onto the bed of the pickup, seven feet above the ground.

Then, one by one, the men climbed aboard. Musa and his brothers had stuck tree limbs between the bags and supplies so that the men sitting on the edge of the vehicle could hold on, their legs hanging just above the ground. It was the only way they could fit so many people.

“Do we need money to pay the police?” one migrant asked.

“Whatever I give you, they will take,” said a short, thin man named Mohammed, who works for Musa. “We will pay for everyone together.”

“Will there be bandits on the way?” asked another.

“You will be fine,” said Mohammed.

Konissa watched the others find their places on the truck.

“God willing, we will make it,” he said.

“Musa is the best. He’s a professional. He never loses the road,” Mohammed assured him.

Konissa’s uncle was living somewhere in Italy. The plan was to call him once the truck arrived in the Libyan city of Sabha, the next staging ground for migrants. Konissa already had the phone number of a smuggler there.

Musa had returned to his convenience store while the last migrants boarded the truck. He ate a quick dinner of porridge and goat under a shelf with board games and hairbrushes. Then he manned the cash register for a few minutes, selling milk and energy drinks. He emphasized his lack of concern.

“Sometimes I forget that we’re even leaving tonight,” he said.

Musa decided he would drive a separate truck this night, behind his brother, who would transport the migrants. Musa wanted to see his family in Libya and bring some supplies back.

When the first truck was full, two of Musa’s employees opened the metal gates that separated the stash house from a main road. The truck shot onto the street and past a mosque where women were praying outside.

“Libya!” one woman cheered.

The vehicle flew by the last mud-baked houses of Agadez and within minutes it was in the desert, in almost total darkness. When it drove into a ditch, the passengers groaned in unison, but everyone managed to keep their grip. The truck powered on toward the dunes ahead.

The only lights came from other trucks, also overcrowded with migrants, their faces covered in scarves to shield themselves from sand. Dozens of vehicles would depart for Libya in a single night.

After a few miles, the driver made room for Saly in the front seat, and the little girl was helped down from the load. Then the truck continued through the darkness, the Libyan border 350 miles ahead.

The next morning, the police in Agadez announced at a news conference that they had arrested about a dozen smugglers and 40 migrants.

Back at Musa’s store, his employees scanned photos of the detained. Neither Musa nor his brother was among them. Behind the counter, another of his brothers, Abdul Salam, laughed.

“Even when he was young, we called Musa ‘The Warrior,’ “ he said. “He wasn’t scared of anyone.”

Then Abdul Salam went back to work. The next migrants were due to arrive soon.

-----------------------------------------------------------------

* — www.washingtonpost.com

************************************

ПЕРЕВОД:

************************************

Рай контрабандиста в Сахаре

Мужчина прошел по узкому проходу от двери небольшого магазина к железной пристройке, где прятались переселенцы. Понедельник в столице контрабанды мигрантов – день, когда набитые африканцами грузовики с ревом отправляются очередным конвоем в Ливию – отправную точку путешествия в Европу. Для Мусы, специалиста по перевозке людей через Сахару, пришло время работать.

Он обошел вокруг белого пикапа Тойота, припаркованного за пристройкой и набитого канистрами с водой, бросил взгляд на группу из 30 человек, ожидающих погрузки.

Одной из них была 11-летняя девочка из Буркина-Фасо с чупа-чупсом во рту. Другой была мать, держащая на руках кричащего шестимесячного ребенка. Остальные – 27 мужчин из пяти разных стран, поглядывающие то на Мусу, то на грузовик. Если все будет хорошо, и их не поймают или не убьют, то через три дня они доберутся до Ливии.

«Скоро поедем» – сказал Муса, осматривая машину с тонированными стеклами и без номеров. На зеркале заднего вида висели четки.

С 15-го века Агадес был важным торговым узлом на пересечении дорог, соединяющих Западную и Северную Сахару. Теперь в городе правили контрабандисты людей.

В развивающихся странах переселенцы и беженцы оставляют свои дома в огромных количествах. Все чаще они обращаются к контрабандистам, которые грузят их на хрупкие посудины или забитые до отказа грузовики и отправляют в опасное путешествие, убивающее тысячи человек ежегодно. Официальные лица в Европе и Азии обещали разрушить многомиллиардную индустрию, но бизнес людских перевозок процветает.

38-летний Муса знает, что если его грузовик сломается на пятидесятиградусной жаре в пустыне, то он и переселенцы протянут не больше 2 дней. Знает, что его пистолет – ненадежное оружие против грабителей, скитающихся по пустыне. Но он умеет подкупить полицию и военных для безопасного проезда. Он также отлично знает пустыню, как никто другой. Или, по-крайней мере, так он считает.

Так что в понедельник, похожий на все другие понедельники, он и его братья пересчитают беженцев, мужчин и женщин, собравшихся в их укрытии – сарае, спрятанном за магазином мыла и детского питания.

Стемнело. Мигранты заматывали лица платками, Муса в длинных белых одеждах прогуливался мимо них, готовясь в поездке. Он согласился взять с собой репортера и фотографа из Washington Post, чтобы провести неделю с ним, приоткрыв дверь в мир контрабанды. Подобно остальным героям этого репортажа, он просил не называть его настоящего имени и фамилии.

«До этого мы возили переселенцев, но сейчас все совсем по-другому, – говорит Муса, стоя рядом со своим грузовиком, – сейчас их стало так много, что я уже и не вспомню их всех. Каждую неделю машины набиты битком».

За забором его участка много таких же тайных убежищ. Местные называют их гетто. Эти лачуги прячутся за домами, мечетями и торговыми рядами, составляя тайную географию города, часть быстрорастущей теневой экономики.

Бум миграции подстегнуло свержение правительства в Ливии, оставившее неприкрытой и неохраняемой огромную часть морского побережья. Свой взнос внесли также взрывное развитие мобильной связи и социальных сетей, которые позволили соединить контрабандистов и мигрантов.

«Сейчас в регионах юга Сахары вам достаточно сделать не более двух звонков для того, чтобы найти желающего доставить вас в Европу» – комментирует Т. Рейтано, эксперт по трафику людей в неправительственной организации «Глобальная Инициатива по борьбе с Транснациональной Организованной Преступностью».

Сотни мужчин и женщин со всей Западной и Центральной Африки стекаются сюда каждую неделю. Большинство из них бегут от крайней нищеты. Другие спасаются от насилия в Мали, Нигерии или Центрально-Африканской Республике. Всех их объединяет одно: они прибывают в Агадес, имея номер телефона Мусы.

— На рынке Агадеса собираются вместе продавцы верблюдов, торговцы домашним скотом и прочие. Город, застроенный преимущественно одноэтажными глиняными постройками, расположен на южной границе Сахары и веками является важным центром торговли.

Конисса добрался до Агадеса предыдущей ночью, ближе к полуночи. Три дня он был в дороге из Кот-Д-Ивуара, от долгой поездки ужасно затекли ноги. Пока он шел через стоянку, к нему начали подходить мужчины, его небольшой черный рюкзак выдавал в нем мигранта.

— Тебе нужно в Ливию?

— Тебе помочь?

Но помощь не требовалась. У Кониссы уже был контакт человека в Агадесе, с помощью которого его дядя в прошлом году добрался в Ливию. «Этот человек поможет тебе» – написал ему дядя в мае этого года и прислал номер телефона. Выйдя из автобуса, Конисса позвонил по этому номеру.

Парковка была полна молодых людей, спящих прямо на земле. Стены были расписаны граффити на разных языках. «Али из Камеруна был здесь», «Мы — из Гвинеи» – гласили надписи.

Конисса прижал трубку к уху. Два года он копил деньги на эту поездку, работая портным и едва сводя концы с концами. Если он сможет заняться этим во Франции или Италии, то отправляя домой заработанные деньги, он сможет помочь своим родителям, братьям с сестрами и их детям.

— Я приехал – сказал он Мусе – Я здесь.

Через пятнадцать минут Кониссу привезли в большой сарай, где Муса с братьями прятали мигрантов. Земля была усыпана картонными коробками и старыми автомобильными покрышками. На соседнем грязном дворе бегали антилопы, пойманные в пустыне. Переселенцы спали, несмотря на грохочущий генератор. Выглядело все это странно и жутко. Конисса еще никогда не был так далеко от дома. Он улегся на землю, подложив рюкзак себе под голову вместо подушки. Он брал с собой теплую куртку, полагая, что ночью в пустыне будет холодно, но сейчас даже после полуночи было чуть меньше сорока градусов. Чувства приближения к Европе не было. Его друзья на фотографиях в Фейсбук всегда были запечатлены или на чистых красивых улицах, или внутри современных зданий. «Они всегда были хорошо одеты» – говорит он. Перед тем как уснуть Конисса позвонил отцу в родную деревню в Кот-Д-Ивуар: «Я на месте».

— Путешествуя через Сахару мигранты спят где придется, часто на земле. Из-за большого количества военных и полицейских постов по всей стране они путешествуют без денег, чтобы у них нечего было отнять. С контрабандистами расплачиваются заранее, обычно через отделения Вестерн Юнион.

Западные власти изображают контрабандистов как серьезных преступников, ответственных за рост числа переселенцев в Европу, куда за последний год приехало более ста тысяч человек. Согласно высказыванию министра иностранных дел Италии Паоло Джентилони, контрабандисты – это работорговцы 21-го века. И действительно, известно достаточно громких фактов жестокости контрабандистов, включая недавний доклад Amnesty International о том, как мигранты сталкиваются с насилием, пытками и похищениями, пересекая Ливию.

Но сами контрабандисты в Агадесе видят себя бизнесменами, предлагающими сервис, который удалось выстроить в пустыне их племенам.

Отец Мусы мотался с товарами между Агадесом и Ливией, пока санкции ООН и США не сделали законную торговлю невозможной. К своим 20-ти годам Муса тоже поездил через Сахару. Он научился ориентироваться по следам на песке днем и по звездам ночью. В 2011 году после свержения Каддафи неожиданно выяснилось, что никто не мешает отправляться морем из ливийских портов в Италию, до которой было около 200 миль. И когда толпы переселенцев наводнили Агадес, Муса был готов зарабатывать.

Совместно с братьями он купил несколько Тойот, угнанных в Ливии, построил сарай на заднем дворе, застелил его матрасами и коврами, чтобы мигрантам было где спать. И начал переправлять через Сахару от 25 до 100 человек еженедельно, беря по триста долларов с человека. «Мой телефонный номер стал известным по всей Западной Африке» – говорит Муса.

За три года он стал миллионером. Он купил дома в Нигере и Ливии, купил машины, верблюдов, смартфоны. Он женился на одной женщине в Ливии и на другой в Нигере. Он пытается скрыть свои занятия от детей, говоря им, что он всего лишь торговец.

Государства по всему миру вовлечены в борьбу с контрабандистами. Евросоюз недавно представил программу по перехвату судов с мигрантами, идущими из Ливии. Но разрушение всей этой цепочки – очень сложная задача.

«Ставки слишком высоки, так что остановить это невозможно», – заявил Мохаммед Анако, высшее официальное лицо в Агадесе и руководитель правительства в регионе.

Недавно делегация Евросоюза посетила Агадес в поисках решений по усилению правительственных правоохранительных структур. Однако, и военные и полиция очень тесно вовлечены в этот бизнес. Согласно данным доклада Нигерийского агенства по борьбе с коррупцией (HALCIA) от 2013 года, взятки от контрабандистов и мигрантов многократно превышают зарплату сотрудников.

— Молитва на обочине дороге во время песчаной бури. Незадолго до прибытия в Агадес.

Самым ярким примером являются отправляющиеся из Агадеса колонны переселенцев в сопровождении военных. «Дипломаты говорят о необходимости остановить миграцию, но дальше разговоров дело не идет» – говорит Анако. Сеть контрабанды очень прочна, а мигранты просто доведены до отчаяния.

Правительство Нигера периодически пытается остановить контрабандистов. После обнаружения тел девяносто двух погибших переселенцев на окраине Агадеса, полиция провела рейд по тайным убежищам контрабандистов, арестовывая их владельцев. Муса был пойман во время перевозки мигрантов и провел месяц в тюрьме. Он возобновил свою деятельность сразу же после освобождения, выбрав более удаленные пустынные маршруты.

Ранее был издан закон, позволяющий судьям присуждать за контрабанду людей до 30 лет тюрьмы, но, по словам специалистов, он еще ни разу не был применен.

«Если вы платите полиции, то не будет никаких проблем попасть в Ливию даже с забитым переселенцами грузовиком» – говорит руководитель представительства Международной организации по миграции в Агадесе (IOM).

Опрокинувшиеся в Средиземном море лодки с мигрантами стали символом опасности маршрута в Европу, но путь через Сахару не менее опасен. По данным IOM, в прошлом месяце в нескольких сотнях миль от Агадеса был найдены тела сорока восьми переселенцев.

Муса пожимает плечами, когда ему говорят об опасности поездки. «Если тебе суждено умереть в пустыне, то ты умрешь», – говорит он. Он иногда натыкается на останки тех, кому было суждено, и периодически достает лопату из грузовика, чтобы вырыть могилу. «Мы хороним тела, так принято у нас. Мы ничего не говорим властям», – говорит Муса.

В понедельник вечером переселенцы пошли купить воды для поездки, многие из них вернулись с пятилитровой канистрой за 2 доллара. Это все, что они могли себе позволить. После чего все выстроились в очередь у крана, набирая воду.

Конисса принес воду и буханку хлеба, после того как пронесся бегом по рынку, чтобы купить ее. «Я боялся, что меня поймают» – сказал он.

— Переселенцы наполняют водой канистры. Каждый их них берет с собой по 10 литров воды на трехдневный переход через пустыню.

Муса не задает лишних вопросов приезжающим к нему людям. Когда появилась 11-тилетняя девочка из Буркина-Фасо, он взглянул на нее, но не сказал ни слова.

Как и все его коллеги по ремеслу, он знал, что не все способны перенести поездку. Но он видел себя всего лишь тем человеком, который предоставляет некие услуги. Для всех приезжающих он подчеркивал свой профессионализм как гарантию того, что его грузовик исправен и не сломается в дороге. Кроме того, в отличие от своих конкурентов, у него был спутниковый телефон для связи в экстренных случаях.

«Они просят меня доставить их в Ливию, и я делаю это. Я не заставляю их ехать куда-либо» – говорит Муса.

За два дня до его отъезда в Агадес приехал фургон с двенадцатью девочками из Нигерии. Привез их маленький лысый человек по имени Ягонди, которого даже Муса назвал «серьезным контрабандистом».

«Эти девочки были проданы их родителями» – сказал Ягонди. И это не было чем-то необычным. Он перевозил девочек, большей частью из Нигерии в Ливию, уже несколько лет, тщательно пряча своих пассажирок.

«Они станут проститутками в Европе» – сказал он без тени сомнения, утверждая при этом, что не имеет отношения к этому бизнесу, а является только лишь перевозчиком.

По данным ООН, тысячи девочек и женщин из Нигерии втянуты в проституцию в Европе.

Высадив девочек в убежище, Ягонди припарковал фургон перед своим домом по соседству с большой мечетью. Сев на лавку, он взял тарелку с рисовой кашей, вспоминая как однажды проезжая по Агадесу, он встретил девочку, которую доставил в город. Он помнил ее очень хорошо, потому что она называла его «папочка». В ту ночь на плохо освещенной улице она работала проституткой. Он вспоминает, что когда она его увидела, то закричала «Папочка, папочка». Он уехал. «Мне было очень, очень паршиво», – говорит Ягонди.

Муса со своей стороны старается меньше вникать в судьбы тех людей, которых он везет. Когда он отошел от одиннадцатилетней Сали, сопровождавший ее дядя объяснил репортеру, что она была отправлена в Ливию своими родителями, чтобы заработать там денег.

«Она будет стирать одежду или работать по хозяйству, – говорит дядя Азиз – дома некоторые отговаривали брать ее, но она хочет работать, чтобы помочь своим родителям».

Когда ее спросили, почему она решила уехать из дома, Сали промолчала, уставившись в одну точку.

«Она просто очень спокойная» – сказал дядя.

— В развивающихся странах переселенцы и беженцы оставляют свои дома в небывалом количестве. Все чаще они обращаются за помощью к контрабандистам.

«Где девочка?» – спросил Абдул Карим, брат Мусы, стоя возле грузовика. Сали сидела на брошенном на землю рюкзаке. Мужчины втроем подняли ее и усадили в кузов пикапа. Затем друг за другом люди начали усаживаться в машину. Муса с братьями укрепили три крепких толстых палки между мешками и бортом, установив их так, чтобы люди могли держаться за них, свесив ноги поверх борта. Это был единственный способ, позволяющий перевезти много людей за один раз.

— Должны ли мы платить полиции – спросил один из мигрантов.

— Все что я вам раздам – они отберут, поэтому мы будем платить за всех вместе и сразу – сказал худой человек по имени Мохаммед, работающий на Мусу.

— А что с бандитами в пути?– спросил другой.

— Все будет нормально – ответил и ему Мохаммед.

Конисса смотрел как остальные занимают места в машине.

— Даст Бог, мы сделаем это – сказал он.

— Муса – лучший, настоящий профессионал. Он ни разу не заблудился в дороге – заверил его Мохаммед.

Дядя Кониссы живет где-то в Италии. По плану они должны созвониться, когда Конисса доберется до ливийского города Сабха, следующей точки на пути переселенцев в Европу. У парня уже был телефон следующего местного перевозчика.

Пока переселенцы устраивались в машине, Муса вернулся в магазин, быстро перекусил за полками с расческами и детскими игрушками, потом пробил чек на кассовом аппарате, продав молоко и баночку энергетика. Он всем своим видом показывал полное отсутствие беспокойства. «Иногда я даже забываю, что мы куда-то сегодня собираемся» – говорит он.

Муса поведет другую машину сегодня. Он поедет следом за грузовиком с мигрантами, который поведет его брат. Муса планирует проведать семью в Ливии и захватить немного товаров на обратном пути.

Когда первый пикап заполнился, рабочие Мусы открыли железные ворота убежища, выходящие на дорогу. Машина выкатилась на улицу и поехала мимо мечети, мимо молившихся возле нее на улице женщин. «Ливия!» – подбодрила мигрантов одна из них.

Пикап миновал последние глиняные дома на окраине Агадеса и через несколько минут уже ехал в кромешной тьме по пустыне. Когда он попадал в ямы, пассажиров всех скопом подбрасывало, но каждый из них крепко держался за шесты. Машина направилась к виднеющимся впереди дюнам. В ночи светились фары таких же машин, переполненных людьми, замотанными в спасающие их лица от песка платками. Десятки грузовиков прибудут в Ливию сегодня ночью. После нескольких миль водитель устроил для Сали место поудобнее в кабине и она смогла перебраться туда из кузова, после чего машина снова двинулась в направлении ливийской границы в 350 километрах отсюда.

Следующим утром полиция в Агадесе сообщила об аресте десятка перевозчиков и сорока мигрантов. В магазине Мусы рабочие просмотрели фотографии задержанных. Ни самого Мусы, ни его братьев среди них не было. Один из братьев, Абдул Салам, рассмеялся за прилавком.

«Даже когда он был маленьким, мы называли его «Воином», он никого не боялся» – сказал он.

После чего Абдул вернулся к работе: скоро должны были прибыть очередные переселенцы.

-----------------------------------------------------------------------------------------

* — текст и фото Кевина Сьеффа

Перевод Александра Карелина

* — navoine.info