Долг. Военные мемуары министра. Глава II. Окончание

Продолжение темы...

...Позже были рассказы, что я уволил Пейса и вице-председателя, адмирала Эда Джиамбастиани. «Уолл Стрит Джорнал» в редакционной статье написал, что я уступил дело секретаря сенатору Левину. По правде, меня больше всего тревожили отсутствие поддержки Пейса республиканцами и их слабая поддержка наращивания и войны.

Я ранее просил Джиамбастиани остаться заместителем председателя ещё на год, при условии, что Пейс будет утверждён на второй срок. Когда мне пришлось обратиться к Майку Муллену, Эду пришлось уйти с поста, ведь по закону председатель и его заместитель не могут быть из одного рода войск. Мне было жаль терять Эда в команде, потому я попросил, если ему интересно – стать командующим Стратегического Командования. Он отказался и ушёл в отставку.

Во время своего собеседования о назначении я поднимал перед президентом вопрос необходимости более сильной координации гражданских и военных усилий в войне и наделении кого-нибудь в Вашингтоне властью определять бюрократические помехи этим усилиям и предпринимать нужные действия. Я рассматривал такого человека, как общего координатора по военным вопросам, который мог бы позвонить секретарю кабинета от имени президента, если его или её департамент не делал обещанного. Я сказал прессе 11 апреля: «Этот термин царь, думаю, несколько глуповат. Лучше сказать, что это координатор и куратор… что делал бы Стив Хэдли, если бы у него было время – но у него нет времени заниматься только этим».

Хэдли пришёл к такому же выводу и согласился со мной, что такой координатор необходим. Президент, Чейни и Райс сначала были настроены скептично, но Хэдли сумел убедить их. Он предложил этот пост нескольким отставным высшим военным офицерам. Все они отказались, один даже публично заявил, что Белый Дом не знает, что он делает в Ираке. Пит и я выкрутили руки генерал-лейтенанту Дугу Люту из Объединённого комитета, чтобы он согласился взяться за это. Я чувствовал, что мы очень ему обязаны, когда он неохотно согласился. Дуг оказался важным приобретением администрации Буша (хотя и настоящей проблемой для Муллена и меня в администрации Обамы).

В конце мая и начале июня Фокс Фэллон начал причинять беспокойство. Я косвенно слышал, что он и его сотрудники судили задним числом и требовали подробного анализа многих требований, исходящих от Петреуса. Фокс полагал, что сокращение пойдёт быстрее, чем считал Дейв. Фэллон сделал ошибку, сказав репортёру Майклу Гордону из «Нью-Йорк Таймс» о встрече с Малики. Я думаю, это было странно, Конди пришла в ярость. И 11 июня я увидел «поднятую бровь» президента, когда был поднят этот вопрос, признак, который я всегда читал, как «Что, черт возьми, у вас там происходит?» Он хотел знать, какие меры приняты в отношении Фэллона. Впоследствии президент узнал, что Фэллон говорил об урегулировании в Ираке, проблеме, которая по его словам, была делом лишь Крокера. Я попросил Пейса осторожно поговорить с Фэллоном. Буш – и Обама – были очень открыты здравым, даже критическим рассуждениям старших офицером неофициально. Но ни одному не хватало терпения, когда адмиралы и генералы публично говорили, в частности, по вопросам, значительно превышающим их полномочия. Этот эпизод публичной открытости старшего офицера вызвал первую реакцию Белого Дома из многих, с которыми мне пришлось столкнуться.

Я посетил Ирак ещё раз в середине июня, чтобы обсудить с Петреусом стратегию, навестить войска и встретиться с иракскими руководителями. Я снова подгонял действия по ключевым иракским законодательным вопросам и подталкивал Малики не позволять Совету Представителей уйти на месяц на каникулы. Я был с ним резок, насколько мог. Во время визита я сказал Петреусу, что мы потеряем поддержку умеренных республиканцев в сентябре, и что ему необходимо начать перемену «к чему-то» в октябре. Он подчеркнул логику действий по сокращению: были проведены встречи с населением объектов безопасности, был успех в Анбаре, иракцы хотят сокращения, иракцы принимают больше ответственности за безопасность (тринадцать из восемнадцати провинций) и иракские силы безопасности были улучшены. Он спросил меня о начале сокращения бригад вне наращивания, и я сказал, что это решение принимать ему.

Я полагаю, что Петреус знал, что я пытался сделать, выигрывая больше времени для наращивания, и он с этим согласился, но, возможно, во время встречи я слишком сильно на него давил. Мы в администрации знали, что сентябрьские инициативы должны исходить от Дейва. По каким-то причинам он чувствовал себя обязанным сказать мне, тихо посмеиваясь: «Знаете, я мог бы сделать вашу жизнь несчастной». У меня неплохо получается невозмутимость игрока в покер – этого требовали все долгие часы свидетельств в Конгрессе – потому, не думаю, что Дейв понял, насколько я был поражён тем, что воспринял в качестве угрозы. В то же время, я понимал, что у него огромной важности задача, давление на него с целью подтолкнуть к успеху было гигантским, и как любой генерал он хотел, чтобы все войска чувствовали его нужность так же, как он ощущал их необходимость. К счастью для нас всех Дейв был политически достаточно реалистичен и знал, что ему надо продемонстрировать некую гибкость осенью или потенциально проиграть всё нетерпеливому Конгрессу. Но ему это и не должно было нравиться. Он просто сказал мне именно так.

В конце июня Фэллон пришёл в мой кабинет, чтобы предложить своё мнение о том, каковы должны быть следующие шаги в Ираке. Как только он сел за маленький столик, который принадлежал Джефферсону Дейвису в бытность того секретарём по военным делам, и не спеша заговорил, стало ясно, что у него совершенно отличная от Петреуса позиция, и, как я подумал, она очень опасна для нашей стратегии и успеха в Ираке, как и сомнительна в политическом смысле для него самого. Он сказал, что в урегулировании нет никакого прогресса несмотря на постоянные обещания, что центральное правительство неопытно, коррумпировано и занято вмешательством в операции по безопасности в пользу фракций шиитов, что циклы насилия не стихают, причём более сотни солдат США погибают ежемесячно, что повстанцы и террористы угрожали политическим намерениям США, что иракские силы растут медленно и сталкиваются с недостатком подготовки, логистики и разведки, и что, наконец, возможности США реагировать на кризис повсюду в мире ограничены, поскольку наши наземные силы полностью заняты Ираком. Таким образом, заключил он, необходимы фундаментальные перемены в иракской политике и «немедленные действия» позволили бы избежать сложных дебатов в сентябре. Он призвал США перенести цели миссии на подготовку и поддержку с постепенным выводом американских войск с передней линии. Фэллон рекомендовал сократить наши боевые бригады с двадцати до пятнадцати к апрелю 2008 года, до десяти к началу декабря 2008 года и до пяти к началу марта 2009-го.

Я знал, что его рекомендации никогда не попадут к президенту, и не согласился с ними, как ему и сказал. Но я не мог не согласиться с оценкой ситуации, данной Фэллоном. И хотя ещё будут хоть слухи о разногласиях между Фоксом и Петреусом, я выразил Фоксу полное доверие – ведь его предложения от 29 июня никогда не были обнародованы. Если бы они появились, то и в Белом Доме, и на Капитолийском Холме случилась бы политическая вспышка.

Остаток лета главным образом я уделял внимание попыткам сохранить имевшуюся поддержку Конгресса и удержать Конгресс от попытки связать нам в Ираке руки. Вето президента на билль о военных расходах со сроками вывода войск не удержало руководство демократов в обеих Палатах от продолжения попыток издать законы о смене иракской стратегии. Снова их подход концентрировался на готовности наших военных и количестве времени, которое наши войска проводили дома. Ещё один подход, к которому прибегли умеренные республиканцы, такие как Ламар Александер, состоял в попытке узаконить рекомендации иракской исследовательской группы, например, окончание боевых действий и сдвиг в сторону поддержки, снаряжения и подготовки иракцев в течение года. (Президент считал их рекомендации стратегией вывода из Ирака, а не стратегией достижения успеха там.)

К началу июля наши возможности предотвращения действий Конгресса ещё больше ослабли, причём республиканцы в Сенате, вроде Пита Доменичи, разошлись с президентом, и ситуация стала столь рискованной, что я отменил запланированный на июль визит в Центральную и Южную Америку, чтобы находиться в Вашингтоне, встречаться с членами Конгресса и быть у телефона. Моим сильнейшим аргументом, особенно для республиканцев, была необходимость подождать по меньшей мере до тех пор, пока Петреус и Крокер не смогут в сентябре дать отчёт. Как ранее я надеялся, это выиграло нам время. Было сложно возражать, что, в конце концов, у нас был прорыв в Ираке, мы не могли дождаться, что через ещё шесть недель мы услышим, как работает стратегия президента. Я начал придерживаться такой линии – мне кажется странным, что критики войны, которые столь страстно жаловались, что Буш игнорировал советы некоторых их генералов в начале войны, теперь сами готовы проигнорировать – даже с превеликим удовольствием – советы генералов в конце игры.

Тем летом я также сконцентрировался на организации того, как Департамент Обороны в сентябре сформулирует и передаст свои рекомендации президенту по следующим шагам в Ираке, в частности по выводу войск. Я довольно сильно ощущал, что президент должен услышать всё лицом к лицу со всеми своими высшими военными чинами и советниками. Я полагал, что ни одному генералу не стоит брать на себя все бремя подобных последовательных рекомендаций, и ещё я не хотел, чтобы президент стал заложником мнения этого человека. Я надеялся, что процесс, который я разработал, прибавит пользы в минимизации любых разногласий среди высшего военного руководства, а разногласия в Конгрессе я узнал и исследовал.

В середине всего этого, что типично для Вашингтона, мне пришлось на постоянной основе заниматься лично направленными слухами и журналистикой. Например, репортёр с репутацией имеющего надежные источники в военных кругах написал, что президент планирует сделать из Петреуса козла отпущения на случай, если стратегическое наращивание потерпит неудачу. Это было совершенно неверно и привело президента в ярость. Затем мне передали, что «ребята из Белого Дома» слышали, что Фэллон подкапывался под Петреуса и что отставной заместитель начальника штаба армии (и мощный сторонник наращивания) Джек Кин говорил, что Фэллон очерняет Петреуса перед начальниками штабов.

27 августа Петреус и Фэллон начали брифинг с начальниками штабов и со мной, представляя свои мнения о способах дальнейших действий в Ираке. Вот тут-то и нашла коса на камень. Петреус заявил, что есть прогресс с безопасностью, но национальное урегулирование идёт медленней, чем мы надеялись, что правительство неопытно и борется за возможность обеспечения основных услуг, и что картина в регионах весьма отлична. В июле было рекордное количество инцидентов с безопасностью – более 1700 в неделю. Но гражданские жертвы снизились на 17% по сравнению с декабрём прошлого года, в целом количество смертей снизилось на 48% а убийств – в целом на 64%. Нападения в Анбаре количественно сократились с более 1300 в октябре 2006 года до всего 200 в августе 2007 года.

Дейв рекомендовал в декабре 2007 года начать переход от операций наращивания и постепенно передавать ответственность за безопасность населения иракским силам. В частности, Петреус сказал, что ожидает начало передислокации сил США из Ирака в начале сентября 2007 года, выведя экспедиционные силы корпуса морской пехоты к 16 сентября, а полностью пять боевых бригад и два батальона морской пехоты между декабрем 2007 года и июлем 2008, причём вывод служб поддержки и обеспечения должен быть как можно более быстрым. Это сократит силы США в Ираке до предыдущего уровня в пятнадцать боевых бригад. Он призвал США воспользоваться прогрессом в области безопасности и поддержать его энергичными действиями на дипломатическом, политическом и экономическом фронтах. Он предложил обеспечить не позже чем в середине марта следующую оценку миссии прогресса и его рекомендаций по будущему сокращению войск после июля 2008 года.

Петреус сказал, что решение о сокращении с пятнадцати до двенадцати бригад будет необходимо принять не позже марта 2008 года. И продолжил, что дальнейшее сокращение после июля 2008 года «будет происходить», но его темп будет определять оценка фактором «подобных тем, что рассматривались при разработке этих рекомендаций».

Вот к чему мы пришли. Я встречался с Объединённым комитетом в «Танке» двадцать девятого, а затем Пейс и я на следующий день встречались в Овальном Кабинете с президентом, вице-президентом, главой администрации Белого Дома Джошем Болтоном, Стивом Хэдли и Дугом Лютом. Пейс представил план Петреуса, как и мнения Фэллона и начальников штабов. Он сказал, что среди военных командиров и советников существует консенсус в отношении рекомендация Петреуса, осторожно отметив, что начальники и Фэллон склоняются к большему акценту на передаче иракским силам безопасности, хотя Петреус более склонен к продолжению обеспечения безопасности иракского населения американскими военными.

На следующий день я организовал встречу, чтобы «подготовить почву» для встречи президента с Петреусом, Фэллоном и другими. Я хотел, чтобы он заранее знал, что услышит и ему не пришлось бы отвечать без подготовки, в частности, по столь важному предмету, как этот – никакой президент никогда не должен так делать, кроме как в случае крайней необходимости. И ещё я хотел, чтобы президент смог задать вопросы, в том числе и политические, что могло оказаться менее удобно (или неприемлемо) задавать на расширенной встрече на следующий день. И как часто бывало, у него оказалось море вопросов. Вызваны ли рекомендации давлением на вооружённые силы? Означает ли это перемены в миссии? Он был недоволен так называемым давлением «принуждения к действиям» иракцев, что предполагало – их можно «направить» к урегулированию; меры, нацеленные на оказание давления на иракцев, для проведения законов, мы (и Конгресс) считали необходимыми для урегулирования с шиитами, курдами и суннитами. Он считал, что сокращение войск должно быть непосредственно «основано на ситуации». Он принял мнение, что сдвиг стратегии был возможен при успехе наращивания и ситуации на месте – а не из-за давления со стороны Конгресса, не из-за напряжения воюющих войск, не в качестве попытки давления на иракское правительство. Я сказал, что изменившаяся ситуация на месте позволила начать перемены, и отметил, что бригады наращивания будут выходить не первыми. Выводиться будут части из районов, где ситуация с безопасностью лучше, а наращивание вокруг Багдада продлится несколько месяцев. Вице-президент спросил, не заведут ли нас эти шаги на путь, где мы не преуспеем. Пейс ответил: «Нет. Они выведут нас на тот путь, где у нас будут возможности». В конце президент удовлетворился рекомендациями Петреуса. Я думаю, Чейни согласился, но остался скептичен; не думаю, что он бы одобрил рекомендации генерала, если бы сам был президентом.

Итак, 31 августа Конди и Фэллон должны были принять участие в той самой группе, которая собиралась накануне в Белом Доме. Перед встречей был небольшой сбой. Мы с Пейсом приняли звонок из Белого Дома около шести тридцати дня, начался скандал из-за утечек Фэллона, который были сделаны заранее, и в которых утверждалось, что наше присутствие в Ираке было основной составляющей проблем с безопасностью и вызвало дополнительный антагонизм к нам в регионе. Он обратил особое внимание на переход контроля к иракским силам безопасности. Пейс вызвал Фэллона и сказал, что некоторые из его замечаний не соответствуют мнению, ранее высказанному им для нас. Фэллон удалил пару замечаний, волнение было подавлено, и встреча стартовала в 8-35.

Буш провёл почти два часа в оперативном штабе на видеоконференции с Крокером и Петреусом, находившимися в Багдаде. Петреус снова дал общую оценку ситуации, в том числе по количеству стимулирующих политических и экономических процессов, не отражённых в неудаче Ирака провести ключевые законодательные акты, продвигающие внутреннее урегулирование. Он одобрил рекомендации. И снова президент возразил тому, что он назвал аспектами «принуждения силой». Он сказал, что не верит, что США смогут вынудить иракцев урегулировать давнюю внутреннюю ненависть. Была масса объективных взаимных уступок. Крокер, Петреус и Фэллон – все были прямо не согласны с президентом, они говорили, что без давления США иракцы «просто не будут ничего делать», ведь у них не было достаточного доверия, убеждённости или опыта. Я сказал, что есть различия между реальным урегулированием и продвижением по отдельным вопросам. Я думал, что наша роль состояла скорее в посредничестве между объединением и компанией – мы могли заставить их работать с проблемами и достичь согласия, нам не надо было заставлять их любить друг друга. На войсковом уровне, и особенно на фоне вывода между декабрём и июлем, президент хотел убедиться, что мы информировали их о том, что, как мы «предвидим», произойдёт, а не «случится» само, и что наши решения будут основаны на ситуации. Он хотел продвигаться с осторожностью. По иронии судьбы, он хотел быть более активным с выводом после июля. Замечания Фэллона весьма помогли, и он одобрил рекомендации Петреуса.

В тот же день президент встречался с Объединённым комитетом начальников штабов. Пейс сделал обзор оценки девяти различный вариантов по Ираку, от дальнейшего увеличения числа войск до более быстрого их вывода. Пит сказал президенту, что начальники штабов независимо от него пришли к тому же, что и Петреус и Фэллон.

Президент спросил начальников штабов, не вынудили ли их дать эти рекомендации ограничениями на силы, о которых были приняты определённые решения. Пейс сказал нет, рекомендации были «основаны на источниках», но никак не «подсказаны источниками». Буш спросил: «Почему люди идут в военные, если не хотят сражаться и защищать страну?» В разговор вступил вице-президент: «Неужели мы близки к тому времени, когда придётся выбирать между победой в Ираке и разрушением войск». И президент сказал: «Кто-то не расположен к риску в таком процессе, и лучше, если этим человеком будешь ты, поскольку наверняка я не таков». В конце президент сказал: «Я буду делать то, что рекомендовал Петреус».

Президент сделал после встречи краткое заявление для прессы. Я говорил с Хэдли и Эдом Джиллеспи, консультантом президента и гуру коммуникаций, и предложил, что на предстоящих слушаниях в Конгрессе было бы полезно использовать менее резкий тон, чем обычно, и протянуть критикам руку. Они согласились и написали черновик заявления. Но президент всполошился и сделал весьма жёсткое заявление, воодушевившее его критиков. Впоследствии я обратился к Хэдли и Джиллеспи и спросил: «И что, таково его счастливое лицо?»

Иракский процесс в самом начале года во многом шёл так, как я и планировал ранее – и на что надеялся – и мы с президентом неофициально обсуждали за много месяцев до того. Мы не завершили вывод войск в Ираке до уровня перед наращиванием вплоть до лета 2008 года. Президент продолжал говорить о «победе». Я был доволен, что наши шансы неудач и унизительного отступления безмерно снизились. После всех ранних ошибок и неверных расчётов, возможно, мы в итоге правильно проведём финал игры.

Двумя днями позже, 2 сентября, президент и Конди втайне прилетели на базу ВВС Аль Асад в западном Ираке на встречу с Петреусом и Крокером, высшими чинами иракского правительства и несколькими суннитскими шейхами, сыгравшими столь важную роль в организации сопротивления аль-Каиде и повстанцам в провинции Анбар. Пейс отправился сам. Я прилетел отдельно на С-17 и взял с собой Фэллона.

Мне живо вспоминаются два разговора в Анбаре. Первый был между Крокером и президентом. Президент отметил, что борьба иракцев близка в той, которую прошли и мы – по гражданским правам. (Я отметил в этой аналогии влияние Крокера.) затем он сказал Крокеру: «Где ваша голова?». Райан пояснил, что он считал Ирак весьма иным и намного хуже, чем наша борьба за гражданские права. Он сказал, что важно было понять, что именно тридцать пять лет Саддама сделали с Ираком – он «разобрал» его. Это были страна и народ, истощённый страхом, и они были религиозны. Должно потребоваться время и «виток страха» должен быть разрушен. Действия США в 2003 году не были сменой режима, сказал Райан: «Это было нечто большее… И тут нет Нельсона Манделы, ведь Саддам убил всех. Тут можно выиграть, – сказал он, – но потребуется вовлечённость США и долгое время». Райан сказал, что были успехи, но «если мы уйдем, то тут будет гуманитарное бедствие масштаба Руанды, оно откроет ворота возвращению аль-Каиды в неуправляемые районы и откроет путь Ирану, с последствиями для всех арабских государств». Крокер был так суров и прям с президентом, как только мог.

Второй разговор состоялся между шейхами и губернатором провинции. Речь шла о местных властях, желающих получить деньги из столицы на свои крошечные проекты, словно они были членами Конгресса.

Заголовком по итогам поездки стало заявление президента прессе о том, что «Генерал Петреус и посол Крокер сказали мне, что если успех, который мы наблюдаем, продолжится, то станет возможно поддерживать тот же уровень безопасности меньшим количеством американских войск».

Печальной сноской встречи в Аль Асад стало то, что через несколько дней шейх Саттар, который возглавлял «Пробуждение» Анбара, сыгравшее такую значительную роль в успехе наращивания, был убит.

Последним препятствием для Крокера и Петреуса было пройти сквозь Капитолийский Холм 10 и 11 сентября. Они два долгих дня свидетельствовали на фоне шумных протестов – так называемые Code Pink Ladies, группы анти-военно настроенных женщин, одетых в розовые одежды, некоторых из них выгоняли из помещений слушаний. Крокер и Петреус отвечали за дела и были жёстко откровенны в отношении иракских проблем. Их осторожность и откровенность дали критикам и скептикам массу жвачки – этим они и занялись. Были и запомнившиеся моменты. Крокер в ответ на вопрос сенатора МакКейна о том, будут ли иракцы делать то, что мы от них хотим, ответил: «мой уровень уверенности нельзя проверить». сенатор Клинтон сказал Петреусу: «Доклады, которые вы нам представили, определённо требуют отставить недоверие». «Выиграть время? Для чего?», спросил сенатор Хейгель. Демократы предсказуемо были в ярости от того, что на политическом фронте в Ираке прогресс был столь мал. Многие республиканцы, надеявшиеся на более позитивные доказательства или показатели резких перемен стратегии, тоже были критично настроены. Некоторые их тех, кто втихомолку поддерживал военную политику президента, вроде сенатора Элизабет Доул, призывали к мерам «силового воздействия», другие призывали к законодательным переменам миссии.

Спокойная компетентность и честность Крокера и Петреуса оказали сильное влияние, особенно потому, что их подвергли невероятно враждебному расследованию, в частности в Сенате, как уже было сказано. Республиканское руководство Сената после слушаний выразило новую уверенность, что они смогут предотвратить проведение демократического законодательного предложения по войне. В то же время появилось объявление антивоенной группы MoveOn.org на полную страницу с обвинением Петреуса в искажении фактов в пользу Белого Дома с заголовком «Генерал Петреус или генерал Предай-нас?» Я посчитал, что это заслуживает презрения, и так прямо сказал. Такая атака на человека, посвятившего свою жизнь защите страны, привела в ярость республиканцев и в смущение – демократов, и, по-моему, осложнила критикам представить в печати их мнение. В конце этих двух дней стало ясно, хотя если несколько членов Конгресса и были довольны, но демократы не получили достаточно голосов для изменения военной стратегии. В этом отношении свидетельства Пита и мои 12 числа и речь президента 12 числа с объявлением о выводе – «возвращение с успехом» – оказались разочаровывающими.

В течение всего года я умышленно держал язык за зубами. Как написал один журналист в августе: «Даже на неофициальных встречах с законодателями, высшими советниками и собственными старшими командирами… он не раскрывал карты… он представляет собой… чиновника администрации, чьи взгляды минимально понимаемы». Я полагаю, что удерживал максимальный баланс в процессе, особенно в Конгрессе, если уж остальные игроки не знали точно, какой подход я поддерживал. Единственный человек, который знал, о нём помимо моих непосредственных подчинённых и Пейса, был президент. Я признал всё это на пресс-конференции 14 сентября: «Пока здесь, в Вашингтоне, в течение нескольких месяцев шли дебаты и, что более важно, пока мы рассматривали будущие действия США в Ираке, я придерживался весьма скупого освещения действий, полагая, что так буду более эффективным внутри Пентагона, при работе с коллегами из Совета Национальной Безопасности, в советах президенту и при работе с Конгрессом.»

Затем я поделился взглядами по многочисленным целям, на которые должны быть направлены следующие шаги в Ираке. Помимо прочего нам надо было максимизировать возможность, созданную наращиванием, для достижения наших долгосрочных целей и избежать даже намёка на американский провал или поражение в Ираке. Нам необходимо было убедить наших друзей и союзников в регионе – и дать сигнал потенциальным соперникам – что мы останемся самой значимой внешней силой там на долгое время. Нам надо было укрепить иракцев в уверенности, что им надо взять на себя ещё большую ответственность за собственное правление и безопасность. А дома нам надо было работать в направлении получения широкой двухпартийной поддержки устойчивой американской политики в Ираке, которая защитит долгосрочные национальные американские интересы и в стране, и в регионе. У нас была лишь одна дальнейшая цель – сохранить преимущества, завоёванные наши мужчинами и женщинами в униформе, и таким образом убедить их, что их служба и жертвы поистине имеют значение.

Я заключил: «Некоторые говорят, что стратегия Петреуса выводит наши силы слишком медленно, что мы должны уходить быстрее. Я полагаю, что кто бы что ни думал о том, что мы имеем в данный период времени в Ираке, провести следующую часть верно – и, понимая последствия неверного пути – для Америки играет решающую роль. Я верю, что наше военное руководство, включая блестящих боевых командиров, самое способное и квалифицированное и поможет сделать все верно».

Зная, что следующее столкновение будет в марте, я решил на пресс-конференции протянуть ещё одну морковку. Я сказал, что «надеюсь», что Петреус сможет в марте сказать «что он считает – темп вывода может остаться на том же уровне и во второй половине года, таким же как и в первой.» Я хотел подчеркнуть, что тенденции по войскам останутся нисходящими и, как я надеялся ранее в 2007 году, превратят дебаты 2008 года в обсуждение темпа вывода и долговременных отношениях по безопасности с Ираком, а не в дебаты о самой войне или нашей стратегии. Я твёрдо верил, что этот подход станет в долгосрочном плане лучшим для интересов США, и я надеялся, что это отразится на президентской кампании.

Последний вздох тех, кто хотел изменить стратегию, пришёлся на середину сентября при возобновившемся интересе к предложенной законодательной инициативе сенатора Джима Вебба, которая требовала войскам проводить дома столько же времени, сколько и в прошлых командировках за границу для передислокации. Это был ещё один способ вынудить президента ускорить вывод войск. На практике из-за поправки, нацеленной на отдельных солдат, а не подразделения, реально заставить их работать стало бы почти невозможно. Я сказал на сентябрьской пресс-конференции, что такая поправка может потребовать расширения поездок подразделений, уже находящихся в Ираке, с призывом Национальной Гвардии и Резервных войск, и это ещё больше вызовет напряжённость сил и снизит их боевую эффективность. Пейс и я указали, что поправка потребует от нас проверять отчёт по расквартированию каждого солдата, чтобы быть уверенными, что он или она провели дома достаточное время – это может вызвать раскол в подразделениях, ведь некоторые солдаты попали в ограничение по времени, а другие – нет. Эта поправка получила пятьдесят шесть голосов в Сенате в июле, и требовалось лишь ещё четыре для её проведения. Я усердно висел на телефонах, столь решительный в этом вопросе, как и всегда после того, как стал министром. После речи в Уильямсбурге, Вирджиния, семнадцатого числа я предложил сенатору Джону Уорнеру подбросить его в Вашингтон на вертолёте. Я воспользовался этим временем и объяснил бывшему министру военно-морских сил, что невозможность фиксации времени в Ираке при правильном проведении следующей части – и, понимая последствия, если это окажется неверно – для Америки критична. Я полагаю, что наше военное руководство, включая блестящего боевого командующего, – лучшее из возможных, и поможет нам сделать все правильно». Он согласился нас поддержать, что была важно с учётом высокого положения Уорнера в Комитете по Вооружённым Силам и статуса партнёра Уэбба от Вирджинии в Сенате.

В тот же день я сказал нескольким журналистам, что критики войны сдвигали ориентиры президента: они требовали сокращения войск, и теперь оно происходит; они требовали дату начала сокращения, она у них есть; они хотели графика продолжения сокращения, и Петреус его предоставил; и они хотели изменения миссии, и президент об этом объявил. Я сказал, что думаю, в интересах критиков позволить президенту придать ситуации в Ираке лучшую из возможных форм так, чтобы не передавать новому президенту ту неразбериху. Много из это я не вытянул.

Спикер Палаты Нэнси Пелотти пригласила меня на завтрак восемнадцатого числа. За пять дней она выпустила релиз новостей, в котором говорилось: «Стратегия президента в Ираке провалилась» и «Выбор – между планом демократов ответственного передислоцирования и планом президента бесконечной войны в Ираке». На фоне таких замечаний за завтраком я предостерёг её от проведения билля об оборонных ассигнованиях до октября и проведения всего Дополнительного Военного пакета, не назначая время в несколько недель или месяцев. Я напомнил ей, что президент одобрил рекомендации Петреуса по изменению миссии в декабре и сказал, что Петреус и Крокер рекомендовали устойчивый путь, заслуживающий широкой двухпартийной поддержки. Она вежливо пояснила, что её это не интересует. Я не удивился. В конце концов, нельзя же, чтобы факты и реальность – не говоря уж о национальных интересах – вторгались в партийную политику, не правда ли?

Я только что завершил весьма трудную восьмимесячную борьбу с Конгрессом, «импровизируя на грани катастрофы», если перефразировать историка Джозефа Эллиса. Но я получил то, что хотел. 21 сентября Конгресс не смог провести ни одну поправку по смене нашей стратегии.

Мы с Пейсом должны были свидетельствовать вместе в последний раз 26 сентября перед сенатским комитетом по ассигнованиям. Перед слушаниями я завтракал с лидером демократического большинства в Палате Стени Хауэром и несколькими членами демократической партии. Затем на ланче встретился с политической демократической группой Сената, возглавляемой лидером большинства Гарри Рейдом. Обе встречи прошли дружелюбно, серьёзно и содержательно.

Контраст со слушаниями днём не мог быть резче: самые дикие слушания за всю мою профессиональную жизнь. Пинк Леди и другие бушевали снаружи, огромная комната слушаний была скандальной и шумной. Председателем был древний и слабый сенатор Роберт Бирд. Слушания, предположительно по оборонному бюджету, в основном дали демократам ещё один шанс высказаться по Ираку. Бирд перенёс всё на совершенно новый уровень. Как проповедник-евангелист, он играл толпой, поощрял их, вводил в ярость, фактически вдохновляя протестующих перекрикивать меня и Пита. Бирд нам выкрикивал риторические вопросы, вроде «Вы и в самом деле ищете движения к стабильному, безопасному Ираку?» Толпа в унисон отвечала «Нет!». Когда он упомянул «бесчестную, дьявольскую войну в Ираке», протестующие кричали «Спасибо, спасибо!». Он растягивал свои слова ради драматического эффекта – война стоила «триллиииинннн» долларов и так далее.

Демократы в комитете чувствовали дискомфорт из-за отсутствия приличий. Двое из них говорили о необходимости порядка в зале. Сенатор Том Хэркин спросил Пита о его «пагубных» взглядах на геев среди военных. (Пит давал интервью в прошлом марте и выразил личное мнение о том, что гомосексуальное поведение аморально.) Пейс повторил своё мнение – в конце концов, это были последние слушания, и терять было нечего. Вот так. Зал пришёл в бешенство. Бирк полностью потерял контроль над слушаниями и осознал это. Он так стучал молотком, что я думал, он сломается. Затем он сказал, что слушания отложены и приказал очистить зал от зрителей. Пока полиция Капитолия занималась своим делом, сенатор-республиканец Джэд Грегг подошёл и сказал Хэркину: «Вам должно быть стыдно». Хэркин подпрыгнул на стуле и закричал в ответ «Мне не нужны ваши нотации».

Я подумал, что в целом было комично – сочетание Saturday Night Live (фильм «Вечеринка субботним вечером», – прим. перев.) и заседания в Конгрессе. Я не осмеливался обернуться на толпу, иначе бы расхохотался. Политически это было настолько запредельно, словно сенатская версия объявления газеты MoveOn.org. Я сказал сотрудникам на следующий день, что это были «мирные слушания… если не учитывать мятеж». Слушания, по-видимому, стали кульминацией моей битвы 2007 года с Конгрессом из-за войны в Ираке. Печально, но одна из политических жертв этих войн сидела рядом со мной за столом свидетелей в последний раз.

Продолжение следует...

----------------------------------------------------------------------------------

Источник

Alfred A Knopf

США

Скаут: sparling-05

Переводчик: sparling-05

Редактор: lookomore