Продолжение темы...

Моим основным приоритетом, как министра, было развернуть ситуацию вокруг Ирака. Политические комментаторы до и после моего утверждения на посту фактически анонимно заявляли, что моё пребывание в ранге министра будет оцениваться почти совершенно по происходящему там, весьма пугающая перспектива в условиях роста насилия и ухудшения ситуации с безопасностью, плохо работающей иракской политикой и явным провалом американской военной стратегии к середине декабря 2006 года...

США ежедневно были заняты в двух войнах все те четыре с половиной года, что я был министром обороны.

Я принимал участие в разработке нашей стратегии и в Пентагоне, и в Белом Доме, а затем нёс основную ответственность за их исполнение: за отбор и продвижение – а если необходимо, то и увольнение – полевых командиров и других военных руководителей, за получение командирами и войсками необходимого для успеха снаряжения, за заботу о наших военных и их семьях, и за устойчивую, обоснованную политическую поддержку в Конгрессе, что обеспечило бы период успеха. Мне надо было вести переговоры на минном поле политики, политиков и ведения боевых действий – и на полях сражений, и в Вашингтоне. Поля сражений были в Ираке и в Афганистане; политические поля сражений были в Вашингтоне, Багдаде и Кабуле. Я был после президента следующим, кто нёс основную ответственность за всё это.

На поле битвы в Ираке я пришёл не посторонним.

Война в Заливе

Я был одним из небольшой группы высших официальных лиц 41 администрации Буша, глубоко вовлечённых в планирование Войны в Заливе в 1991 году. При её завершении я полагал, что мы сделали стратегическую ошибку, не вынудив Саддама лично сдаться нашим генералам (а не считать это само собой разумеющимся), не заставив его нести личную ответственность и испытать личное унижение и, возможно даже, не арестовав его на месте капитуляции. Буш 15 февраля 1991 года, как он написал в своих мемуарах, на пресс-конференции сымпровизировал, что одним из способов закончить кровопролитие в Ираке было «чтобы иракский народ и военные положили конец Саддаму». Вся команда Буша была убеждена, что размер поражения подтолкнёт иракских военных к тому, чтобы свергнуть Саддама.

К нашему смятению почти сразу же после окончания военных действий и шииты на юге, и курды на севере внезапно восстали против Саддама. Они интерпретировали слова президента – направленные в адрес иракских военных – как поощрение народного восстания. Нам стоило быть более точными, когда мы говорили, за что мы – хотя я не думаю, что это могло бы предотвратить восстания. Нас повсеместно раскритиковали за то, что мы позволили режиму продолжать использовать вертолёты для подавления этих восстаний (иракцы говорили, что они были нужны потому, что мы разрушили большую часть автомобильных мостов), хотя именно иракские наземные силы и их бронетанковая техника жестоко подавили восстания. А Саддам воспользовался тем временем, которое дали эти восстания и их подавление, чтобы убить сотни своих генералов, которые могли бы сделать то же самое с ним. Ни курды, ни шииты – особенно последние – не простят нас за то, что мы не пришли к ним на помощь после того, как – по их мнению – поощрили их взяться за оружие.

Критике было подвергнуто и то, что Буш 41 не направил наших военных в Багдад для силовой смены режима. Наше мнение было таково – подобные действия не были санкционированы резолюцией Совета Безопасности ООН, на основе которой мы создали широкую коалицию, в которую вошли и арабские силы. Таким образом, коалиция развалилась бы, если бы мы пошли на Багдад. Если такое не произошло бы в краткие сроки, но, нарушив тогда своё слово, мы бы пережили ужасные времена при попытке собрать ещё одну подобную коалицию для работы по международным проблемам. Более того, я много раз подчёркивал, что Саддам не собирался просто сидеть у себя под навесом и ждать, пока силы США явятся и арестуют его. Он бы спустился на землю, и нам бы пришлось оккупировать значительную часть Ирака, чтобы найти его и/или ликвидировать упорное и жестокое движение сопротивления, которое он практически наверняка бы собрал, причём у него было бы преимущество своей территории.

Итак, война закончилась в феврале 1991 года, и Саддам пользовался автономией на севере. А что же происходило с (меньшинством) населения суннитов-мусульман в центре, подвергавших репрессиям и курдов, и шиитов… и столь долго? В конце концов, задача восстановления Ирака, обеспечения продовольствием и службами и восстановление экономики после дюжины лет лишений и десятилетий социалистического возрождения Баас была не столь уж малой проблемой – хотя, я полагаю, это более лёгкая задача, чем наши политические желания в той стране.

По этим причинам, я полагаю, США стоило согласиться начать замену наших сил крупными многонациональными силами поддержания мира – возможно, НАТО – как только позволит ситуация с безопасностью… Мы сделаем большую ошибку, если будем держать сотню тысяч или около того американских солдат в Ираке более нескольких месяцев.

Даже если ситуация с безопасностью продолжит ухудшаться, иракцы – с большой нашей и другой помощью – провели бы то, что широко признано двумя умеренно честными выборами в 2005 году, одни – 30 января и вторые 16 декабря; обе кампании с весьма хорошей явкой, с учётом обстоятельств. Однако образование коалиционного правительства нескольких шиитских партий, курдов и политически приемлемых суннитов после декабрьских выборов было большой проблемой. Пока шли переговоры 22 февраля 2006 года взрыв исторической шиитской мечети, гробницы Ашкария в Золотой Мечети Самарры воспламенил религиозное насилие, которое распространилось по всей стране. К октябрю каждый месяц погибало более трёх тысяч иракских мирных жителей. Нападения на военных США выросли в среднем с 70 в день в январе 2006 года до 180 в день в октябре.

По мере того, как ситуация с безопасностью в Ираке в течение 2006 года ухудшалась, с политической ситуацией в Вашингтоне происходило то же самое. Рейтинг одобрения действий президента падал, опросы общественного мнения о войне становились всё более негативными, а Конгресс, который десятилетиями расхваливал сам себя за двухпартийность в вопросах национальной безопасности, в отношении войны всё более внутренне разделялся по партийной принадлежности – большая часть демократов против, большая часть республиканцев – за (но всё более неохотно).

Растущий раскол дома и ухудшение ситуации в Ираке побудили конгрессмена Фрэнка Вулфа, давнего республиканца и представителя Северной Вирджинии в начале 2006 года предложить создание вне-правительственной двухпартийной группы из известных республиканцев и демократов, и рассмотреть, можно ли разработать новую стратегию США в Ираке, которая могла бы получить поддержку президента и обеих партий в Конгрессе. Он предложил, чтобы она финансировалась – на сумму чуть более миллиона долларов – через привилегированный Институт Мира Конгресса. В конечном итоге усилия были бы поддержаны Центром Стратегических и Международных Исследований, Центром Изучения президентства и Конгресса и Институтом Джеймса А. Бейкера III Общественной Политики Университета Райс. Бывший госсекретарь Джим Бейкер и бывший конгрессмен от Индианы Ли Хэмилтон согласились со-председательствовать в ныне известной Иракской Исследовательской Группе.

Бейкер позвонил мне в феврале, чтобы попросить стать одним из пяти республиканцев в этой группе. Хотя у нас и были некоторые разногласия во время президентства Буша 41 (когда я был помощником советника по национальной безопасности), я очень уважал его и считал крайне эффективным госсекретарём. Я написал Джиму, что всегда рад тому, что он на нашей стороне в переговорах. Мой первый вопрос, адресованный ему, был таков – поддерживает ли президент эту инициативу, ведь если нет, то всё станет потерей времени. Джим сказал, что когда к нему обратились с предложением со-председательствовать, то он сразу же позвонил Бушу 43 с тем же вопросом. Он не хотел тратить усилия на то, что президент или другие считали подрывом администрации. Он уверил меня, что Буш 43 был за. Позже я решил, что президент не столько поддерживал, сколько уступал, возможно, в надежде, что мы сможет представить полезные предложения или обеспечить некоторую политическую поддержку внутри страны.

Поскольку рекомендации иракской исследовательской группы, представленные на слушаниях в день моего утверждения на посту, сыграли решающую роль в дебатах по Ираку в 2007-8 годах, то важно представлять, как именно работала группа, и насколько меня изумил удар окончательных рекомендаций группы.

Другими республиканцами, принимавшими участие, были вышедшая на пенсию член Верховного Суда Сандра Дей О’Коннор, бывший генеральный прокурор Эд Миз и бывший сенатор от Вайоминга Алан Симпсон. Демократов возглавлял Хэмилтон, а в группу входили бывший директор службы управления и бюджета и глава администрации Белого Дома Леон Панетта, бывший сенатор от Виржинии Чак Робб, юрист из Вашингтона Вернон Джордан и бывший секретарь по обороне Уильям Перри. Хэмилтон был председателем и сенатском Комитете по разведке, и у иностранных команд с прямыми связями с группами, нападавшими и на силы коалиции, и на суннитов. Они указывали на вовлечение Ирана в дела Ираке и говорили, что когда растёт напряжённость между Вашингтоном и Тегераном из-за ядерного вопроса, Тегеран активнее поддерживает экстремистов в Ираке. Лидеры шиитов, с которыми мы встречались, в том числе и религиозные руководители, говорили нам, что Саудовская Аравия, Сирия и Иран – все вмешивались в дела Ирака. Ни шииты, ни сунниты не были конкретны в своих жалобах, они избегали упоминать о деструктивном вкладе собственных экстремистских групп. (После того, как мы встретились с лидером шиитской коалиции Абд Аль-Азиз Аль –Хакимом, я сказал Бейкеру, что вибрации в комнате заставили меня почувствовать, что он с той же скоростью поставит нас к стенке, как и говорит с нами.)

Доктор Салех аль-Мутлаг, курд из иракского Фронта за Национальный Диалог, оказал нам наиболее содержательную и реальную помощь. Он сказал, что Ирак был глубоко травмированным обществом, и что ожидания там перемен были «крайне не реалистичны». Иран хотел слабости Ирака и трясины для США – сказал он – с 140 000 войск в качестве «заложников». Шииты должны были понять, что они не могут контролировать все уровни власти, а сунниты должны были осознать, что к власти они не вернутся. Он выразил озабоченность тем, что шииты пытались отодвинуть суннитов. «Эта политика лежит в центре всех наших проблем, все проблемы проистекают именно оттуда».

Наш визит был крайне важен потому, что необходимо видеть и слышать о некоторых вещах лично, чтобы полностью понять. В этом отношении никакое количество брифингов в Вашингтоне не может заменить сидение в одной комнате с иракцами или с кем-то из наших людей там. К нам относились с большим уважением и были достаточно открыты практически все, с кем мы встречались, в том числе и президент Джалал Талабани, который устроил шикарный обед для нас, накрыв роскошный стол с огромным количеством крайне дорогостоящих блюд.

Но в целом визит был разочаровывающим. Я вернулся, считая, что можно добавить ещё один крупный просчёт к числу тонкостей против решения о войне: мы просто не имели представления, насколько разрушен был Ирак перед войной – экономически, социально, культурно, политически, его инфраструктура, система образования, – можете сами продолжить. Десятилетия правления Саддама, которому было наплевать на иракский народ, восьмилетняя война с Ираном, разрушения, нанесённые нами во время Войны в Заливе, двенадцать лет жёстких санкций – всё это означало, что у нас фактически не было фундамента, на котором можно было выстраивать попытку запустить экономику, и ещё труднее было создать демократическое иракское правительство, откликающееся на нужды своего народа. И мы собирались настаивать, чтобы наши партнёры – первое демократически – избранное правительство за четырёх-тысячелетнюю историю Ирака – за год решило столь большие и фундаментальные политические проблемы, стоящие перед страной? Это было фантазией.

Группа исследования провела ещё более информативные встречи в середине сентября и затем собралась 13 ноября, чтобы начать формулировать свои рекомендации. Я был выведен из группы 8 ноября, когда было объявлено о моем новом назначении. Моё место занял бывший госсекретарь Ларри Иглбергер.

Ещё будучи в Багдаде Билл Перри написал черновик на три с половиной страницы предварительного плана действий, которые по его мнению, США должны предпринять для улучшения ситуации в Ираке. Он начал свою пояснительную записку с драматического утверждения: «Последствия неудачи в Ираке будут катастрофическими – намного более весомыми, чем неудача во Вьетнаме». Он обращал внимание на различные политические и экономические шаги, которые по его мнению, надо предпринять, но главным образом сфокусировал внимание на ситуации с безопасностью и перспективы операции «Вместе Вперёд», объединённых усилий иракской армии, военных США и иракской полиции по восстановлению безопасности в Багдаде. Билл писал:

Для иракского правительства будет крайне важно обеспечить значительное количество иракских вооружённых сил в поддержку полиции при удержании очищенных (безопасных) зон от повторного заражения. Ещё более важно, что больший контингент американских войск, привлечённых к этой программе, дал бы нам более высокие шансы на успех в этой решающей попытке… Мы понимаем сложности, которые повлечёт такое участие, но мы и осознаём, насколько жизненно важны такие усилия для всего, что мы делаем в Ираке.

Билл прояснил, что он призвал к «краткосрочному усилению войск», возможно, к использованию сил, находившихся в резерве в Кувейте и Германии.

Вскоре после возвращения из Багдада Чак Робб (которому пришлось пропустить встречу в середине сентября) выступил с собственным мемо. Охарактеризовав мемо Перри, как «превосходный исходный пункт», он сказал так:

Я полагаю, что Битва за Багдад была решающим элементом какого бы то ни было воздействия на Ирак, но была и уверенность, что присутствие в качестве мишеней ухудшит ситуацию с безопасностью, и что чем больше делают США, тем меньше будут делать иракцы. Военачальники должны были быть сменены.

А в это время в Вашингтоне к концу лета, несмотря на риторику об успехах внутри администрации, готовились, по крайней мере, три основных доклада об иракской стратегии. Первый был сделан Стивом Хэдли и сотрудниками NSC (Совета Национальной Безопасности), два других – Госдепартаментом, консультантом Госсекретаря Райс Филипом Зеликовым, и Пентагоном, под руководством председателя Комитета Начальников штабов Пита Пейса.

После утверждения, ещё не принеся присяги, я впервые высказал свои мысли на частном завтраке 12 декабря с президентом и Хэдли в маленькой гостиной по соседству с Овальным кабинетом. Я сказал, что президенту необходимо направить послание Малики о том, что мы подходим к решительному моменту, водоразделу для обоих государственных руководителей: «Пора. Какую страну вы хотите иметь? И хотите ли вообще иметь государство? Альтернативой станет хаос». Я сказал, что нам нужны силы для решения проблемы в Багдаде: мог ли Малики их предоставить и, если не может, то кто может? Я сказал, что наши люди в Багдаде были слишком забияками; они говорили, что было «некоторое снижение религиозного насилия», но оно было подобно приливу – поднималось и снижалось и снова поднималось. Что последует экономически и политически? Я так и спросил. Я сказал, что надо заставить Сирию и Иран понять, что за помощь нашим врагам в Ираке придётся заплатить. Я предложил, чтобы в игру вошли и саудовцы: они же заявили, что встревожены, а никаких действий не предприняли. И, наконец, я спросил, что случится, если подъем потерпит неудачу. «Что во второй главе?»

Мы обсуждали, когда Буш мог бы выступить с речью, если он решит изменить стратегию и приказать начать наращивание сил. Он решил подождать до тех пор, пока я не принесу присягу, и смогу отправится в Ирак как министр и вернуться со своими рекомендациями. Я предупредил, чтобы он не позволял событиям сдвинуть дату речи. Если он не готов, то стоит отложить. «Лучше тактическая задержка, чем стратегическая ошибка», – сказал я.

13 декабря президент пришёл в Пентагон на встречу с Комитетом начальников штабов в их конференц-зал, издавна прозванный «Танком». Вице-президент, Дон Рамсфельд, и я тоже были там. Я говорил на встрече мало, поскольку Рамсфельд всё ещё был министром и говорил от имени Министерства Обороны. Но сама встреча предоставила мне отличный шанс почувствовать притяжение среди основных игроков и то, как президент проводит встречи. Сессия также предоставила мне возможность наблюдать руководителей и их взаимодействие с Бушем и Чейни. Буш поднял вопрос об отправке большего количества войск в Ирак. Все руководители дали волю чувствам , не только расспрашивая о важности дополнительных сил, но выражая озабоченность влиянием на войска, если будет задан вопрос об отправке ещё тысяч солдат. Они тревожились о «дроблении сил» повторными передислокациями и о влиянии на семьи военных. Они показали, что длительность отправки в Ирак надо будет увеличить, чтобы поддерживать там большие силы.

На встрече я был поражён тем, что главы казались оторванными от тех войн, что мы вели, их нацеленностью на будущие обстоятельства и акцентом на силу. Ни один не пробормотал ни единого замечания о необходимости нашей победы в Ираке. Это было моё первое мимолётное знакомство с одной из крупнейших проблем, с которыми мне придётся столкнуться в бытность министром – заставить тех, чьи кабинеты были в Пентагоне, отдать приоритет зарубежным полям сражений. Буш с уважением их слушал, но в конце просто сказал: «Самый верный способ раздробить силы – это проиграть в Ираке». Мне пришлось иметь дело со всеми серьёзными вопросами, которые руководители поднимали в тот день, но я полностью согласился с президентом.

Я не могу не привести е-мейл от «эгги», служившего в Ираке, который видел годом или около того ранее в Техасском университете. Он написал, что, конечно, он и его товарищи хотят вернуться домой – но не ранее, чем миссия будет закончена, и они смогут быть уверены, что жертвы их друзей не напрасны. Я подумал, что молодой офицер тоже согласился бы с президентом.

Хэдли и я позже вели долгие телефонные разговоры с президентом 16 декабря при подготовке моей поездки в Ирак. Он сказал, чтобы я докладывал президенту во время поездки 23 декабря, а затем команда по национальной безопасности соберётся на ранчо в Кроуфорде 28 декабря, чтобы принять решение о дальнейшем. Он просмотрел предполагаемую программу встречи в Кроуфорде. Там всё было о наращивании сил и о стратегии по Багдаду. Есть ли у Кейси ресурсы для обеспечения достаточной защиты иракцев в Багдаде, понимает ли он, что наращивание было «передышкой, чтобы выиграть время и пространство для того, чтобы иракское правительство встало на ноги»? Могли ли мы наращивать силы и в провинции Анбар – где суннитские шейхи начали противостоять аль-Каиде и повстанцам из-за их беспричинной недоброжелательности – и в Багдаде, или сумеем справиться в Анбар силами специального назначения и суннитскими племенами, желавшими действовать вместе с нами? Как бы мы определили более широкую стратегию перехода – безопасность, подготовка или и то, и другое? Если мы внедрим наши силы в иракские подразделения, уменьшит ли это количество войск США в сражениях?

В день, когда я должен был приносить присягу, 19 декабря, я говорил с Дэвидом Петреусом. Я хотел ухватить мысли ведущего армейского эксперта по подавлению восстаний. И ещё я хотел получше познакомиться с ведущим кандидатом на замену Джорджа Кейси. Я спросил, к чему мне стоит присмотреться в Ираке, какие вопросы следует задать. По сути, он сказал, что вопрос был в том, является ли нашим приоритетом безопасность для иракского народа или эволюции иракских сил безопасности. Вероятно, мы не могли сделать первого до тех пор, пока не улучшили второе.

Через несколько часов я отправился в первую поездку в Ирак в качестве министра. Меня сопровождали Пит Пейс и Эрик Едельман, заместитель министра по военно-политическим вопросам. Отправиться в Ирак в качестве министра обороны было совсем иным, чем просто членом исследовательской группы. В целях безопасности я летел военно-транспортным самолётом, но внутри у него был своего рода большой серебряный трейлер Аэрострим – капсула с прозвищем «серебряная пуля» – для меня и остальных. У меня была небольшая кабинка со столом и диваном, который раскладывался в кровать. Ванная была такой маленькой, что пользоваться ею, закрыв дверь, было невозможно. Там ещё была секция посередине со столом и стулом для сотрудника и маленьким холодильником и ещё одна секция, где могли сесть ещё пара человек. Это были очень тесные квартирки для двадцати четырёх часового полёта, но лучше, чем места в грузовом отсеке, да и намного тише. Но поскольку окон в самолёте не было, то во многом это было, словно оказаться посылкой «Федекс» в полу-кругосветном путешествии.

По прибытии в Багдад меня встретили генерал Абизайд и Кейси, мы отправились вертолётом в «Кэмп Виктории» – огромный комплекс, в который входит дворце Аль Фо, наша военная штаб-квартира и Объединённое Бюро Посетителей. Домиком Бюро для гостей был ещё один из дворцов Саддама, витиевато украшенный в стиле, я бы сказал, «раннего диктатора», с огромной мебелью и массой золотых листов. Моя спальня была размером чуть не с баскетбольную площадку и отличалась огромной люстрой. Ванная была украшена орнаментом по всей длине и с трубами по короткой стороне. Я останавливался в Бюро много раз, и после того, как за менеджмент взялись Национальная Стража, условия жизни улучшились. Но всё же относительная роскошь меня тревожила, ведь я знал, в каких условиях продолжали находится наши войска. У моих сотрудников и меня самого не было причин для жалоб – никогда.

Я провел большую часть из двух с половиной дней в Ираке вместе с командирами. Именно во время этой поездки я впервые встретился с несколькими боевыми генералами армии, которых узнал и стал уважать и в будущем продвигать – в их числе генерал-лейтенант Рей Одиерно, Стэн МакКристал и Марти Демпси.

Я проводил длительные встречи и обеды со старшими чиновниками иракского правительства. Эти разговоры были намного более продуктивны, чем во время поездки в качестве члена группы исследования, что неудивительно, если учесть, насколько я стал значим для их будущего.

Во время этой поездки я взял за правило, которому следовал все последующие визиты в Ирак и Афганистан, да и в любое военное поселение или подразделение, которое посещал в качестве министра – я кушал с военными, обычно с дюжиной или около того молодых офицеров (лейтенантов и капитанов), молодыми военнослужащими срочной службы или унтер-офицерами среднего звена. Они были удивительно искренни со мной – частично потому, что я не позволял никому из их командиров входить в комнату – и я всегда много от них узнавал.

Пока я готовился к полёту из Багдада в Мосул, я дал свою первую пресс-конференцию в Ираке на свежем воздухе перед Бюро. Вероятно, то, что я сказал, на репортёров произвело меньшее впечатление, чем шум сражения на заднем плане.

Во время полёта обратно в Вашингтон я готовился к встрече с президентом следующим утром в Кэмп-Дэвиде. Я сказал ему, что пообещал Сенату в поездке прислушиваться к словам старших командиров, и я так и делал. Их основной идеей оставалась передача ответственности за безопасность иракцам. Я сказал, что считал – в Ираке у нас был «переломный момент», что возникающий иракский план, выработанный Кейси, выглядел точкой поворота с точки зрения иракцев, желавших захватить лидерство в вопросе безопасности при мощной поддержке США. Из длительных обсуждений с командирами, сказал я, мне стало ясно, что существовало соглашение по широкому кругу вопросов от Абизайда и до «тщательно прицельного, умеренного увеличения» присутствия вплоть до двух бригад для поддержки операции в Багдаде, пропорционально соразмерному увеличению гражданской и экономической помощи США. Пошаговое увеличение стало бы разработкой для продления операций «удержания» достаточное время, чтобы иракцы получили ещё девять полноценных бригад в Багдаде и начали брать на себя контроль ситуации на местах.

В отношении провинции Анбар, где выступили шейхи, я сообщил, что наши командиры полагают, что добились значимого прогресса. Абизайд сказал мне, что командир морской пехоты генерал-майор Рик Зилмер там «выбивал из аль-Каиды пыль». И Одиерно, и Зилмер считали, что ещё два батальона морской пехоты в Анбаре позволят им закрепить успех. Однако, как я уже сказал, Кейси не был убеждён в необходимости увеличения количества войск в Анбаре, а сама провинция не имела значения для Малики. Мнение Кейси состояло в том, что продолжительный успех требовал присутствия больших иракских сил безопасности и иракского правительства. Он заявил, что будет продолжать работать над этим вопросом с Одиерно.

Основной проблемой был Малики, сказал я президенту. В частных беседах он был «крайне обеспокоен» любым расширением. Он предупредил меня, что приток войск США выглядит противоположностью ожиданиям иракцев в смысле сокращения количества войск и может сделать силы коалиции ещё большей мишенью для террористов. И Кейси, и Одиерно считали, что могут заставить Малики согласиться, возможно, на одну дополнительную бригаду к 15 января для поддержки операций по безопасности в Багдаде, а вторая бригада перебазировалась бы в Кувейт к 15 февраля для восстановления резервных сил США. Я предложил президенту, чтобы ключевой пункт работы с сопротивлением Малики был обращён к его сильному желанию видеть иракцев во главе процесса с необходимым условием, что они не потерпят неудачу. Наши командиры были озабочены тем, что иракцы, желая быть во главе, могли оказаться неспособны успешно выполнять операции. Одиерно, явно более пессимистично настроенный, чем Кейси, в отношении потенциальных действий иракцев, предостерегал меня относительно плана Кейси – «нет никаких гарантий успеха» – и что крайне необходимо было продолжать операции по зачистке с длительным и эффективным периодом «сохранения» в пару с немедленным вливанием экономической помощи с созданием рабочих мест.

Я снова повторил, что Кейси и Абизайд не желали более чем этих приблизительно 10 000 человек дополнительных войск. Придерживаясь их линии, я сказал, что будет сложно обеспечить более агрессивный подход из-за напряжения и ограничений на присутствие сил – и без влияния на иракское правительство, явно не желающее видеть крупное усиление присутствия сил США в Ираке; сделать подобное стало бы подрывом много, из выполненного за прошедшие два года.

Полагаю, что старшие советники президента всегда обязаны предлагать ему максимально возможное количество вариантов и должны рассматривать всё, что можно сделать в случае неудачи плана. Итак, я сказал президенту Бушу, что «благоразумие обязывает нас представить некоторые размышления по плану Б, на случай, если усилия в Багдаде не принесут особого успеха». Я попросил Пита Пейса поработать вместе с Кейси над подобным планом, который мог бы включать существующие для различных целей силы США в Ираке, в том числе перенаправление некоторых из сил специального назначения МакКристала на руководителей групп смертников в Багдаде. Переброска сил США, уже находившихся в Ираке, если окажется оправдана, стала бы небольшой опорой США и легче была бы принята правительством Малики.

Я заключил: «В итоге, Пит Пейс, Джон Абизай, Джордж Кейси и я полагаем, что у нас, вероятно, достаточно американских войск и у иракцев есть возможность избежать катастрофы. В худшем случае мы так и будем двигаться со слабым прогрессом. Если таковы будут результаты, то нам стоит подумать о более решительных операциях – ради предотвращения нашего долгосрочного провала в Ираке».

Оглядываясь назад, я уверен, что президент был глубоко разочарован моим докладом – хотя он этого никогда не произносил. Я в основном вторил тому, что Кейси и Абузайд говорили ему многие месяцы, хотя они недовольно соглашались принять умеренное увеличение сил США. Президент явно был нацелен на существенное увеличение американских войск. Хотя я и предложил обсудить идею большего наращивания сил в Багдаде в сентябре и упомянул об этом Бушу в собеседовании, когда разговаривал с президентом в субботу, но не стал упоминать о своей рекомендации наращивания от 25 000 до 40 000 войск Бейкеру и Хэмилтону. Я работал на посту менее недели и был не готов бросить вызов этим полевым командирам или другим старшим генералам. Но вскоре всё изменилось.

Мне надо было усвоить одно, и быстро: что среди старших офицеров на военной службе существовала определённая связь – их отношения часто уходили корнями на десятилетия или ещё в дни учёбы в Вест Пойнте или Аннаполисе – и она влияла на их суждения, предложения и идеи. Мне также было необходимо быстро понять, как читать между строк, слушая военных командиров и их подчинённых, в частности определять кодовые слова или «сообщения», которые позволили бы мне понимать, не демонстрируют ли мне эти люди признаки согласия, когда на самом деле они совершенно не согласны. Я почувствовал тень несогласия между Кейси и Одиерно в Багдаде, но как я уже говорил, позже стало ясно, что Рей совершенно не согласен со своим начальником относительно способа действий, особенно наращивания. Я пришёл к тому, что во многом полагался на эти мнения изнутри относительно председателя Объединённого командования – сначала Пита Пейса, а затем адмирала Майка Муллена, – а также и моих старших военных советников.

Моё мнение о том, как нам изменить ситуацию в Ираке к лучшему быстро эволюционировало. Я знал наверняка, что бы там люди не думали о решении начать войну в Ираке, на тот момент мы не могли потерпеть неудачу. Поражение американских военных и иракских недовольных в ужасной гражданской войне, которая с большой вероятностью охватила бы другие страны региона, стало бы бедствием, дестабилизировало бы регион и резко придало бы сил и веса Ирану. За последовавшие многие месяцы яростной критики наращивания войск Бушем я никогда не слышал, чтобы критики исследовали бы риск тех самых последствий, к которому их предпочитаемый подход стремительного вывода наших войск привёл бы на деле.

Я рекомендовал президенту, чтобы генерал-лейтенант Дэвид Петрэус сменил Джорджа Кейси, который был в Ираке в течение тридцати месяцев и чью стратегию Буш больше не поддерживал. Все, кого я опрашивал, включая Кейси, думали, что Петрэус был нужным человеком. Двумя неделями ранее я получил звонок с одобрением его кандидатуры из маловероятного источника, моего предшественника на посту президента Техасского университета Рея Боуэна. Рей встретил его во время посещения Мосула в августе 2003 и заметил, что Петрэус понял, как завоевать доверие иракского народа, и что он показал «превосходное понимание» Ирака, его людей и проблем с американским присутствием. Президент также слышал хорошее о Петрэусе – что он ясно дал понять во время моего собеседования в начале ноября – и таким образом, он немедленно согласился.

Мы обсуждали и кому быть следующим начальником штаба армии. Генерала Пита Шумакера вернули из отставки, чтобы он взялся за работу, и он был всегда готов снова уйти в отставку. Президент сказал, что не хочет, чтобы после всей своей службы государству Кейси ушёл с тёмным шлейфом из-за ситуации в Ираке. Мы согласились попросить Джорджа стать начальником штаба.

Некоторые сенаторы на будущем утверждении, в первую очередь – Джон МакКейн, не были бы великодушны к Кейси так, как президент. В самом деле, в первой моей поездке в Ирак в качестве министра, я получил известие, что МакКейн срочно хочет поговорить со мной. Телефонная связь была установлена во время обеда, на который меня пригласил Кейси. Я взял трубку в его спальне в Багдаде и, сюрреалистичным образом, слушал, как МакКейн говорит мне, насколько сильно он против того, чтобы назначить Кейси начальником штаба армии.

Встреча группы национальной безопасности с президентом на ранчо под Кроуфордом 28 декабря обострила почти все проблемы. США могли выделить до пяти дополнительных бригад боевых подразделений или почти 21 500 человек, половину к середине февраля, а остальных – приблизительно по 3 500 ежемесячно. Если Абизайд и Кейси говорили об отправке двух бригад, а остальные пришли бы позже в случае необходимости, то Петреус и Одиерно желали набрать и оправить все пять бригад. Я согласился с рекомендациями новых командиров (изменив более раннюю поддержку подхода Кейси), меня убедил аргумент, что в случае отправки двух бригад с последующим добавлением остальных всё будет выглядеть так, словно стратегия терпела неудачу, и потому надо было отправлять подкрепление. Лучше делать всё сразу. В этом случае, как и позже, когда я слушал рекомендации боевых командиров и прислушивался к стоявшим за ними основаниям, я был готов сделать всё, чтобы обеспечить необходимое им.

Отсутствие мною понимая истинного количества войск, требуемых для наращивания пяти бригад, привело к недооценке всего масштаба наращивания при обсуждении с президентом этого вопроса. Те 21500 человек представляли собой лишь боевые бригады, но не так называемые вспомогательные службы – персонал обслуживания вертолётов, медицинских эвакуаторов, логистиков, разведки и прочих – что добавило бы ещё 8 500 человек, то есть всё наращивание составило бы почти 30 000. (Я никогда больше не забуду об этих вспомогательных службах). Когда мне впервые сказали о таком количестве, я заявил: «Это поставит нас в положение идиотов. Как могли профессиональные военные этого не понимать?» Я направил раздражённую записку заместителю секретаря Энгланду и Питу Пейсу, спрашивая задним числом, уверены ли мы теперь в оценке требуемой мощности поддержки: «Объяснить недавние дополнительные силы ОИС (Операция Иракская Свобода) и соответственное финансирование будет достаточно сложно. Мы просто не в силах вынести очередной сюрприз в ближайшие недели… Я не хочу получить ещё один удар с очередным требованием всего через три недели». Я взял курс на столкновение, солидаризовавшись со старшими офицерами.

В Кроуфорде мы договорились, что иракцы будут руководить при подавлении религиозного насилия, но мы будем настаивать на том, чтобы правительство позволило иракской армии проводить операции без религиозного подтекста – например, политики (подразумевая Малики) не должны пытаться обеспечивать освобождение политически «защищённых личностей». Мы поддержим иракские силы даже при продолжающихся агрессивных операциях против аль-Каиды в Ираке, шиитских групп смертников из Джейш аль Махди и повстанцев-суннитов. Упор был сделан на то, что большая часть наших жертв была результатом не религиозной жестокости, а больше самодельных взрывных устройств, устанавливаемых этими группами. Мы также обсудили увеличение размера армии и морской пехоты, но ко времени, когда мы покидали Кроуфорд, никаких решений принято не было.

2 января 2007 года я дозвонился до Петреуса, он был в машине на автостраде Лос-Анжелеса. Чтобы принять мой звонок, он съехал на парковку, и я спросил, примет ли он пост командующего в Ираке. Он, не колеблясь, сказал «да». Подобно мне, думаю, он понятия не имел, насколько трудна окажется дорога впереди – и в Ираке, и в Вашингтоне.

3 января я встречался с президентом, чтобы обсудить два ключевых личных вопроса. Я хотел, чтобы он знал – вероятней всего Кейси столкнётся с массой критики в процессе утверждения, хотя, по-моему, сработало бы, если бы его мощно отстаивали. Я также поднял вопрос о том, кто станет преемником уходящего на пенсию Абизайда. Я сказал, что Центральному командованию нужен свежий взгляд и предложил три имени – генерала Джима Кина, заместителя начальника штаба армии в отставке (основной поборник наращивания), генерала морской пехоты Джима Джонса, только что ушедшего в отставку с поста командующего Европейского Командования и высшего командующего союзников в Европе, и адмирала Уильяма «Фокса» Фэллона, командующего Тихоокеанского командования. Я сказал, что Пейс и другие говорили мне, что, вероятно, Фэллон – лучший стратег в войсках. Я отметил, что при работе с многочисленными проблемами Центкома – Иран, Африканский Рог и другие – огромную роль должен сыграть ВМФ. Я также указал, что командующий Центкомом станет начальником Петреуса, и я думаю, для этой работы нам необходим сильный и подготовленный четырёхзвёздный офицер. Центком станет третьим постом Фэллона в качестве четырёхзвёздного генерала. И ещё, Фэллон станет первым адмиралом-командующим, что мне нравится, поскольку я считаю, что ни одно командование не должно «принадлежать» тому или иному виду службы. Президент принял мои рекомендации, в число которых входила пара Фэллон и генерал-лейтенант Марти Демпси, только что вернувшийся из Ирака, в качестве заместителя командующего. Он ещё желал ускорить объявление о переменах в руководстве и в Багдаде, и в Центральном Командовании, перенеся на 5 января, чтобы он мог направить сигнал, что вся команда, работающая с Ираком – была сменена (в том числе и посол).

На встрече я сказал президенту, что я работаю над предложением увеличить размер корпуса морпехов на 27 000, доведя число до 202 000, а армии – на 65 000, до общего количества 547 000. Увеличение будет растянуто на несколько лет, расходы в первый год составят от $17 до $20 миллиардов, а за пять лет – от $90 до $100 миллиардов. Я доложил, что рассматриваю нашу политику с учётом Национальной Гвардии и резервистов, в частности, чтобы удостовериться, что их развёртывание будет ограниченным по времени – возможно, одним годом – и для того, чтобы быть уверенными, что они проведут обещанное время между развёртыванием дома. Он сразу же приказал мне действовать.

Президент провёл последнюю встречу Совета Национальной безопасности по новой стратегии в Ираке 8 января. Мои материалы брифинга демонстрируют, насколько мрачной стала ситуация: «Ситуация в Багдаде не улучшилась, несмотря на тактическую корректировку. Полиция неэффективна или ещё хуже. Силовые уровни в Багдаде неадекватны для стабилизации города. Иракская поддержка Коалиции значительно снизилась, частично из-за неудач с безопасностью в прошлые годы. Мы стратегически обороняемся, а враги (сунниты-повстанцы и шиитские ополченцы) владеют инициативой». Нам надо смотреть в лицо четырём решающим фактам: (1) основной проблемой были экстремисты из всех сообществ, центр ослабляется и растёт религиозность (изменение по сравнению с тем, когда основной проблемой были повстанцы сунниты), (2) политический и экономический прогресс в Ираке маловероятен из-за отсутствия основного уровня безопасности, (3) руководители Ирака продвигали свою религиозную программу, как стратегии уклонения, в погоне за узкими интересами и в знак признания прошлой истории, (4) терпимость американского народа к усилиям в Ираке шла на спад (большое преуменьшение, если можно так выразиться). Я думаю, что сама встреча была, некоторым образом, финальной проверкой «на вшивость» для всех присутствовавших и необходимости предпринять наращивание и изменить нашу первоначальную военную миссию со смены режима на защиту иракского народа. Президенту надо было знать, что команда будет держаться сплочённо в определённо крайне сложный грядущий период времени.

Президент объявил своё решение о наращивании в обращении по национальному телевидению 10 января. Он направлял пять бригад в Багдад и два батальона морпехов в Анбар. Конди Райс наращивала гражданские ресурсы так, как запрашивали главы. Малики обеспечивал гарантии, что наши силы будут действовать свободно и должен был открыто об этом объявить. Рекомендованные мной размер армии и корпуса морпехов будет одобрен.

А затем началось светопреставление.

За весь период сорока пяти лет на службе у восьми президентов я могу припомнить лишь три случая, когда, по-моему, президент рисковал репутацией, оценкой общественности, доверием к себе, политическим крахом и суждением истории по единственному решению, которое он считал правильным для государства: прощение Джеральдом Фордом Никсона, одобрение Джорджем Бушем бюджета 1992 года и решение Джорджа Буша наращивать силы в Ираке. В двух первых случаях, думаю, можно с уверенностью предполагать, что решение было верным для государства, но стоило двум президентам перевыборов; в последнем же случае решение предотвратило потенциально гибельное военное поражение Соединённых Штатов.

Принимая решение о наращивании сил, Буш внимательно прислушивался к словам своего военного командующего на месте, его начальника в Центральном Командовании и всего Комитета Начальников Штабов, предоставляя им обширные возможности выразить свое мнение. Затем он отверг их советы. Он сменил министра обороны и командующих на местах и поставил весь свой авторитет на новую команду и новую стратегию. Как и некоторые из его самых высоко ценимых предшественников, по крайне мере на этом примере, он доверил собственному суждению больше, чем самым высоко профессиональным военным советникам.

Буша критиковали, в частности, в его собственной партии, за задержку действий по смене курса в Ираке вплоть до конца года. Моё мнение таково: при мощной оппозиции самых высших военных руководителей и командующих и других в правительстве наращиванию сил непосредственно перед его решением в декабре, смена стратегии раньше в 2006 году была бы ещё сложней и это обусловило паузу президента. Я не в том положении, чтобы судить было ли отсутствие действий ранее результатом влияния грядущих промежуточных выборов. Но точно знаю, что раз уж Буш принял решение, я никогда не видел, чтобы он оглянулся или передумал.

Продолжение следует...

-------------------------------------------------------------------------------

Источник